Дрыгин ничего не ответил, сел в машину и укатил в город. …Много позднее он расскажет молодому агроному Виктору Ардабьеву, ставшему к тому времени первым секретарем Никольского райкома партии, продолжение этой истории с кукурузой.
Правительственный поезд пришел без опозданий. На перрон вышли охранники, пионеры вскинули к небу горны, готовясь к встрече высокого гостя, начальство приосанилось, но Хрущев так и не появился. Ждали пять минут, десять… Хрущева не было. Над перроном повисло тягостное молчание. Тогда Дрыгин обратился к охранникам.
– Никита Сергеевич отдыхает, -отвечали те. – Он не выйдет.
– Но как же так? Его ждут! – возмутился Дрыгин.
– Повторяем. Он не выйдет.
– Тогда я пойду сам! Доложите!
Он раздвинул охрану и шагнул в вагон, уже набиравший ход. Столь решительные действия Дрыгина возымели результат. Один из охранников скрылся в купе, и минуту спустя из него вышел заспанный Хрущев в полосатой пижаме, поигрывая подтяжками.
– Чего тебе Толя? Чего шумишь? – спросил он миролюбиво Дрыгина. – Медали и ордена я все в Архангельске раздал, деньги там же пропил. Нет у меня ничего.
В коридоре уже собирались помощники и сопровождающие Хрущева лица, с интересом наблюдавшие за этой сценой.
– Да я ничего и не прошу.
– Так чего же ты хочешь?
– Я должен со всей ответственностью заявить, – сказал, напрягаясь как перед атакой, Дрыгин, – что кукуруза у нас не растет и вряд ли будет расти. Холодно у нас для нее. Холодно.
– А вы что, еще и кукурузу у себя садите? – вдруг прищурился хитро Хрущев.
– Да как же, согласно партийному курсу, – отвечал простодушно Дрыгин. – Повсеместно!
– Нет, вы видели таких дураков, – захохотал вдруг Хрущев. – Они на Севере садят кукурузу и еще жалуются, что она не растет. Вы бы ее еще на Полюсе посадили!
Дрыгин вышел из поезда в Грязовце и в тот же день распорядился запахать кукурузу повсеместно под озимые. Надо сказать, что озимая рожь тогда выросла на диво. А из Москвы все шли и шли распоряжения отдавать под кукурузу лучшие земли. Не работа, а хождение по минному полю.
…А Дрыгин хаживал и по настоящим минным полям. Вместе со второй ударной армией Власова под Мясным Бором Дрыгин попал в окружение. Он командовал тогда взводом. Немцы били по ним со всех калибров, с земли и с воздуха. И вдруг средь этого кромешного ада наступило затишье. Прибежал вестовой с приказом явиться в штаб то ли полка, то ли дивизии. В лесу под соснами сидели за столом понурые офицеры.
– Принято решение, -объявил старший, – о сдаче армии в плен. Приказ обсуждению не подлежит.
Офицеры еще ниже опустили головы.
И тут Дрыгин взорвался: – Да вы что, такая мать! Охренели! Он выдал, казалось, все матюги, которые встречались ему в жизни и ударил кулаком по столу: – Лично я сдаваться не собираюсь!
Повисла напряженная тишина. Дрыгин повернулся и пошел прочь по направлению к линии фронта.
– Я ждал, что вот-вот раздастся выстрел в затылок, и все на этом будет кончено. Пять шагов. Десять. Нет выстрела. Двадцать…
И тут к Дрыгину стали примыкать разрозненные бойцы. Выстрел так и не прозвучал… И они ушли. Их, не согласных сдаваться в плен, становилось все больше и больше. Сто, двести, пятьсот… Дрыгин принял командование на себя, сформировал взводы и роты, назначил командиров…
К Волхову их подошло уже более тысячи человек. Было тихо. Казалось, что фашистов нет и в помине. Только кружила над рекой немецкая рама-разведчик… С вечера стали готовить плавучие средства, а на рассвете в тумане начали переправу. И тут на них обрушился шквал огня… Из тысячи человек в живых осталось около семидесяти. Но эти семьдесят упорно шли к своим. И вышли…
Два месяца Дрыгина допрашивала контрразведка, шла проверка по всем каналам… Через два месяца ему вернули погоны и отправили на передовую…
Эта сталинская формулировка была для Дрыгина ключевой на протяжении всей вологодской командировки. Один из бывших партработников стал свидетелем телефонного разговора Анатолия Семеновича с молодым секретарем из Кириллова. Было это в начале шестидесятых.
– Все хоть там тебя слушаются? – спрашивал он, видимо, уже имея какую-то информацию с места.
– Да есть тут один председатель колхоза неуправляемый. Не слушается. Спорит и возражает до тошноты.
– Так вот! – зарокотало в трубке. – Если он плохо работает, собери бюро и сними с работы. За неделю сними. Но если он хорошо работает, то собери бюро, собери актив и поезжайте все к нему учиться. И учитесь, да спасибо говорите за учебу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу