Потом Марго зашла в комнату сына, поцеловала в макушку. И, уединившись в голубой (так она называла комнату, в которой иногда с удовольствием спала), залезла в вечно разложенную постель. Подперла спину подушками, водрузила на колени ноутбук и окунула пальцы в привычную мякоть букв.
Эти ночные свои бдения в последнее время она любила особенно. И очень ждала. Она должна была писать каждый день. Писать непременно. Так сильно ей этого хотелось. Иначе все забывалось, проваливалось в историю никому не нужных людей, ничего не значащих событий, ничего не производящих впечатлений, ни… Ни-ни. Никому, ничего, никогда. Неинтересно. Не Ей. У нее была удивительная и никому-не-нужная способность цепляться. За людей, за события, за слова, за взгляды, за удовольствия, за… за руки и за губы. Она не верила в вечные темы и знала, что завтра, возможно, умрет – носится на машине, спускается в метро, скандалит и задирается – почему бы нет… Почему бы сегодня не жить на полную катушку, если завтра может просто не быть. Почему бы нет. Она очень любила красное вино, скорость, путешествия и странную музыку. Окружающим эти пристрастия как правило были непонятны. Женщины ее опасались, хотя и искали ее компании, очень уж она была весела, а мужчины… мужчины увлекались ею, безотчетно, радостно и надолго, очень надеясь на ответное внимание, и с каждой случайной встречей все более увязая в сетях ее удивительного обаяния.
Сегодня Марго придумала, что ее зовут Асей. И что ее Ася никогда не любила своего имени. А потому всякий раз представлялась, в зависимости от обстоятельств, то Ассой – «ой, неужели, после фильма Сергея Соловьева кого-то так называли?» – неужели! То Ассолью. С этим именем было проще – каким бы странным оно не выглядело на фоне современного города, оно было знакомо и очень понятно, оно даже рисовалось как-то красочно: милая и юная девушка с длинными развевающимися на ветру волосами, в широкой юбке и скромной блузе с рюшами на берегу моря ждет возлюбленного, ее все жалеют и никто не понимает. Чем не героиня? Это ничего, что таким именем нормальные женщины своих дочерей не называют. Зато остальным – все понятно, и все конкретно. Ну, кто будет задумываться о том, что родивший Ассоль Александр Грин был на самом деле не тем, за кого себя выдавал. Он был обычным Гриневским, который страшно любил выдумывать о себе всякие небылицы – как ходил по лесам с разбойниками, как нашел на Урале золотую жилу, в один миг разбогател и тут же промотал целое состояние, как путешествовал по пустыне и едва не погиб от рук бедуинов. Хотя сперва был обыкновенным рассеянным ребенком, потом бродягой, матросом, рыбаком, а затем и ссыльным по политическим мотивам. Романтик, в общем. Никому не интересный романтик. Каких тысячи. И от безвестности спасла его единственная стоящая выдумка – Ассоль. Был еще вариант представляться «Астильбой», загадочно, конечно, но слишком уж. Красивое растение, которое росло у Марго в саду, для имени было too much. Так что в большинстве случаев она была просто Асей.
Дальше фантазий вокруг имени этой ночью у Марго дело не пошло. Ася не была постоянной героиней ее текстов, сегодня хотелось просто развлечься. Немного получилось. Маргарита с удовольствием втянула носом запах ночной деревни, сочившийся в окно. Тридцать седьмой в ее жизни «двадцать два ноль три» благополучно заканчивался. И в конце этого самого обыкновенного 22 марта она пребывала в отличном настроении и потому совершенно не хотела спать. Она была готова делиться своей энергией и прочим вздором со всем миром.
Марго встала, проскользила в одной рубашке по длинному коридору на кухню, налила бокал красного вина, вернулась под одеяло, устроила ноутбук у себя на коленях и, ткнув мышью на чистую страницу, начала писать.
ВЗДОР
Я пошла в ванную комнату и чуть не растеряла то, что хотела написать.
Чуть.
Как бы я хотела…
Медленно и в небо говорить «Вздор! рр!» Сумасшедшее слово, я будто сделалась влюблена в него.
Как бы я хотела жить у моря. На втором этаже, с деревенскими занавесками, с соснами в окно, с шумом волн. Об этом я мечтаю давно. Я должна быть в этой мечте писателем. Я пишу и смотрю в окно. Мне хорошо. Спокойно. Мне приносят молоко. У меня есть время. И нет нервов. И нет цейтнота, когда нужно что-то быстро писать, куда-то нестись, сдавать, успеть, толкнуть, послушать, посочувствовать. Мне было бы так хорошо на море. Я бы писала книгу, пила красное вино. Я и сейчас его пью, только за окном шум шоссе, а в голове не пойми что. В коридоре в клетке беснуются крысы. Завтра ехать на собачью площадку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу