Сергей Струков - Притчи Радонежского леса. Рассказы и повести для детей

Поискали в ледяном бору, где и ветерок ласковый не шевельнётся, где и птица на ветку не садится – нет грозного господина леса!

Поискали в еловой дрёме, которую и хмурые грозовые

тучи стороной обходили, где ни единого звериного сердца, кроме медвежьего, вовек не билось – пропал наш молчаливый царь леса!

Звери не на шутку переволновались-перепугались: «Кто теперь главенствовать в жительстве нашем будет?!» «Вот беспорядки-то пойдут!» Звери – каждый себе ум, о прилежном обращении никто радеть не станет. Безобразие и вражда умножатся! Тут заголосили звери, бояться перестали сурового медведя. Кличут: «Михайло Потапушка, дорогой господин наш!» И рады бы медведя слушаться, да нигде справедливого начальника своего найти не могут. Зайцы лапами по коре забарабанили, волки выть начали, жаворонки с соловьями горькие слёзы проливают, лоси да олени стали, как вкопанные – весь животный мир затосковал и жить дальше как – самым разокаянным незнанием не знает!

Вдруг!

Летит откуда-то воробышек. Чирикает, крылышками

машет, сказать ничего не может, только видом всем за собой зовёт.

Устремились за пташкой животные. А птичка-невеличка ни куда-нибудь в дремучие завалы, а на просторные, солнечные поляны, усыпанные миллионами благоухающих цветов, летит. Тёмный лес позади остался, а вокруг море зелёных красок разлилось. Медовыми прянами веет тёплый ветерок, жужжат пчёлы, летают над цветками клевера неторопливые шмели, веселятся в весеннем воздухе бабочки и жуки…

Прилетел воробышек и на сиреневый кустарник с молодыми, сочными листочками опустился: «Чик-чирик!»

Подошли звери к цветущей сирени, замерли. «Чик-чирик!» – не унимается птичка. «Да, куда же ты привёл нас, воробей? Разве отродясь Топтыгин заходил сюда?!»

«Чик-чирик!»

Очнулись звери… Слышат странные звуки, словно отдалённая песня из-за кустиков доносится. Лоси раздвинули рогами сиреневые ветви, и всё животное царство обмерло…

Сидит наш грозный медведь посреди цветущей лужайки в море ароматных, душистых цветов и пряные запахи растений вдыхает. Вьёт из трав-васильков дивно-чудные ожерелья, из ромашек венчики, песенку про весну напевает… На бурой макушке красочная корона из многих нежных цветиков покоится, вокруг бабочки пёстрые порхают, и на крутые его плечи садятся. Мишенька цветочки срывает и блаженно улыбается…

Грянули все звери со смеху: «Ай, да сердитый господин наш! Ой, да Михайло Потапыч!» И ну по поляне кататься, хохотом животики надрывать. Зайчики с волчатами уёма не знают! Олени с лосями так припустили, что иголки с лиственниц посыпались, жаворонки с соловьями свистят во всю моченьку, лисята того и гляди лопнут; даже ёжик прыскает со смеху, словно бы чихает… «Ай, да чудная душа у нашего царя лесного! Ой, да чудная душа!»

А медведушка уж никак такого обличения не ожидал!

Как он мог подумать, что его за таким нежным чувством обнаружат?! Вытаращил он глаза на зверей и слова молвить не может… Цветочки в лапах у него и изумление в очах. А животные веселятся!.. Медведушка хотел было грозно брови насупить, да понял тут, что тайна души его раскрыта, и ну сам хохотать…

С тех пор медведь в суровости не изменился, но теперь

всякий зверь в лесу или птица знали, что таковое обращение для порядка лесного владыкою их соблюдается…

А когда лютую зиму сменяла весна-красна и всё живое

преображалось в зелени и расцветали цветы на лугах, и

лесных опушках, не было в животном царстве том ни одной хотя малой какой зверушки, которая при первом веянии нежных травных ароматов не вспоминала бы с радостью о добрых таинниках души их грозного и неразговорчивого царя…

(конец)

В тихой лесной обители близ озера рос стройный, величественный ельник.

Крепкие, мощные, с струящимися кое-где вдоль суровой, шершавой коры сахарными, смоляными ручейками, стволы, подобно корабельным мачтам высоко устремлялись в голубое, летнее небо и там, широко раскинув мохнатые, тяжёлые ветви-руки, шумели бесконечною тьмою игл и шуршали бесчисленными гирляндами шишек под смелыми и сильными набегами северного ветра.

На некоторых елях шишки висели под самыми кронами, будто колокольчики на колокольнях. Когда ветер покачивал чешуйчатых подружек, они издавали странный шёпот, словно переговаривались или рассказывали друг другу диковинные истории…

Летела однажды ельником тем сорока и присела на хвою дух перевести, да тут и задремала. Вот чудится сквозь сон: доносится до неё чей-то разговор… Испугалась сорока, боится даже глаза открыть, неужели человек на таковую еловую высоту умудрился забраться и чего ему тут ни свет, ни заря делать? Глаза прищурила сорока, глядь сквозь щёлочки по сторонам – никого, вниз – никого, вверх – никого. Ещё пуще перепугалась сорока, душа птичья в лапки ушла, со страху чуть с ветки не свалилась… Слышит: