Евгений Мороков - Сны жизни

– Че тут делать, стоять сохнуть только. Погнали на улицу, все ребята идут.

Он махнул головой, указывая на выход, я медленно зашагал, наслаждаясь секундами танца Насти из девятого класса, она парила в воздухе, подобно бабочке, которая ни о чем не думает, от этого мне стало еще хуже. «Любовь обожает страдание», – такие слова запрыгали в моей голове, когда мы вышли на улицу.

Смех взрывал скромные улицы, мы знали – это наш район, улицы, дворы, поэтому смело протаптывали дорогу в известном направлении. Фонари работали через раз, часто мелькали черные спины с разными голосами. Все находились в режиме ожидания, чем ближе мы подходили к заданной точке, тем меньше голосов звучало в пространстве.

– Ребят, давайте дождемся стаканчиков, а потом будем пить! – кто-то крикнул из толпы, но мне было плевать на него, я взял зеркальную бутылку, наполненную неизвестностью, и сделал несколько больших глотков навстречу первой боли в сердце.

– О-о-о-о, – протянул Артем. – Хорошо пошла, я смотрю, делись давай с нами.

Он протянул пластиковые стаканчики. Вкус паленой водки заполонил полость рта; переборов рвотный позыв, я улыбнулся.

– Отвратительно, но главное, чтобы дало, – я не чувствовал волшебного эффекта, обещанного мне из рекламы. – Будет печально, если эта хрень окажется пустышкой.

– Не парься, ты наливай лучше, а там посмотрим, что будет, – сказал парень, которого все называли «старым», говорили, что так его прозвали из-за фамилии, но в тот вечер я был готов поспорить, что это из-за его молочных бакенбард и нескольких светлых волосиков под носом.

Горлышко бутылки коснулось стаканчиков ровно восемь раз, а потом я присосался к ней снова. Мы находились в самом центре двора, и наши крики избивали стекла всех домов в округе. Чувство равновесия заселилось во мне, уют, создавшийся под алкоголем, одновременно вызывал радость и тоску. В одном из домов у подъезда на лавочке сидела Настя со своей подругой и двумя парнями из одиннадцатого класса. Не подойти я не мог, а с уверенностью, что кипела в бутылке, стыдно было себе этого не позволить. Ветер пытался всеми силами меня остановить, подталкивая мое неуклюжее тело обратно, но я дошел до подъезда, где они сидели, обменялся рукопожатиями и облокотился на железный ледяной столб.

– Как ты можешь пить эту мерзость? – в голосе Насти слышалась игра отвращения вперемешку с заботой.

– Ужас просто, – подтвердила ее темноволосая подруга.

Я посмотрел на бутылку и сделал глоток. Девушки скривили лица, а парни молча смотрели на меня.

– Не хочешь? – я предложил одному из парней, но тот отказался, за ним и второй.

– Возьми запей хоть, – Настя протянула мне свою газировку. Ее маленькие пальцы крепко сжимали жестяную банку. Кожа была нездорово бледной, поэтому самодельный маникюр резал глаза. Я взял газировку и допил ее двумя большими глотками, посмотрев в глаза первой любви. Два маленьких полумесяца, внутри которых кружился весенний запах природы, ответили мне кротким бездушным взглядом. В тот момент мне казалось, что ее кожу шили из нитей облаков, сияющих на небе, а меня нашли в земле и вырвали, как сорняк. Чтобы отвращение к самому себе стало еще больше, мне хватило небольшого глотка огненной жидкости.

– Спасибо, буду должен.

Ребята уже начинали меня искать, мой телефон разрывал задний карман джинсов, никто даже не заметил, как я отошел на двадцать-тридцать метров. Я достал трубку из кармана, она светилась, как новогодняя елочка, и, размахивая ею над головой, побрел к своей компании. В тот вечер мне почудилось, что разум слишком трезвый, сколько бы организм ни принимал этой гадости. Как только я осознал всю трезвость ситуации, а это было возле обнаженных деревьев, недалеко от лавочки, где уже начинали петь песни ребята, мне стало скучно, и, схватившись за крепкую ветвь дерева, я закричал во всю мощь: «Инопланетяне!» Такое слово всплыло в моей залитой алкоголем голове, после тело мое рухнуло и память начала отказывать. Мне вспоминается только тот момент, когда четверо парней несли мою тушку домой. «Дайте мне встать, парни, вы чего, дайте встать…» Но никто меня не слушал, как оказалось, мне давали встать, но я постоянно падал. Такие были мои первые шаги во взрослую жизнь, если ее можно так назвать.

Девятый класс стал для меня уроком жизни, тяжелым подростковым выбором. Летом перед школой я наконец-то расколол деревянное сердце Насти. После, конечно, я понял – это было для меня временем ошибок, длинной изматывающей дорогой. Бессмысленные посиделки у подъезда и постоянные звонки на домашний и сотовый телефоны. Многие проходят через этот юношеский вздор, а некоторые остаются в этом времени. Мне стало скучно, сквозь ее восковое тело ничего не проскальзывало, никакие нити нас не связывали, и вечерами мы только и делали, что целовались и обсуждали вещи, не вызывавшие никакого интереса. Ее голос начал вызывать у меня отвращение, а слова, вылетавшие наружу из ее тонких розовых губ, резали уши, добираясь до моей еще совсем юной нервной системы. Всё чаще я находил причины для посиделок с друзьями или родителями, видеть ее мне не хотелось, что с этим делать, не знал. Я винил себя в этом, мол, «добился, а теперь хочешь бросить, так нельзя поступать, в этом нет смысла». Вечер еще скрывал все выпирающие углы, но днем мне становилось неловко рядом с ней.