Петр Альшевский - Барабаны летают в огне

Кто же был бы сподоблен лебединым пером меня ткнуть…

Изыскивать персоналии бездумно.

Высматривать его или ее среди тех, кто меня не переносит и к лебединым перьям доступ имеет? Но в возможностях Господа направить на втыкание всякого, кого предпочтет Он.

Аналитически возьмем менеджера ночной смены Петуридиса.

Меня он с любовью чтит, лебединое перо он у себя в продуктовом не раздобудет, но неограниченно могущественный Господь, войдя к нему в душу и настроив его против меня, перо ему подкинет – в пачку сигарет вставит, в носок, что у Петуридиса под штаниной, у Петуридиса там зачешется и он, задвигав пальцами, выявит на щиколотке перо, а в голове спущенное с самого верха приказание ткнуть отца Онисифора пером в глаз.

Не поддавайся, Петуридис! Тебе указывает Господь, но В ГОСПОДА ВСЕЛИЛСЯ КНЯЗЬ ТЬМЫ!

Ты пережди, Господь его мигом выдавит, но пока ты Господа не слушай. Слабым голосом советую тебе не втыкать, не впутываться, а вообще ты, Петуридис, где?

Проведя ночь в магазине, Фаллелей Петуридис перед отсыпанием заходит в храм на заутреню: дремет, не дремет, но на богослужении отмечается, а сейчас его тут нет.

Из-за меня не пришел.

Сумели его, обработав, против меня, слуги божьего, восстановить. Очки мне какие-нибудь одевать нужно, чтобы от лебединого пера глаз уберечь.

В отсутствие Петуридиса моему глазу ничего не грозит и мне бы наслаждаться этим подольше, но я священник, сужение круга моих прихожан мне надлежит переносить, сожалея; у меня в храме их двое.

Митродора Тарапаонис и прежде не объявлявшийся здесь уродец.

Женщина в берете и жакете – Митродора, уродец – Макровий Валлос, на право называться неотразимым героем-любовником он не претендует, но за уродца он бы на священника прогневался. Наступательный маневр и беззащитный противник повержен. За все поношения и оскорбления на отца Онисифора бы выплеснулось.

На удары не отвечай, другую щеку подставляй, но если священник ДУМАЛ О СЕКСЕ, он и об отпоре подумать может.

Он мое размашистое негодование не стерпит, и я от него нахватаю – без особого труда он меня одолеет.

Как и дьявол.

На параллель с дьяволом Макровия надоумила Митродора, безучастно сказавшая ему, что скоро на службе будет стоять только дьявол. Недоуменно усмехаясь столь очевидной победе.

Ты, поинтересовалась она у Валлоса, продрать меня не попробуешь?

Но мы же с вами в церкви….

Церковь – это моя вторая страсть. Беспрерывное удовлетворение моей сексуальности ее не остужает. Я удачно действую в обоих направлениях.

А я, сбивчиво сказал Валлос, ни в чем не преуспеваю. Не передумаешь со мной идти – вечно тебе обязанным сделаешь.

А квартира у тебя есть? – спросила она.

Я не из Лимасола. Жилье у меня в Пафосе – очень достойное жилье.

В Пафос-то мы… ВОЖДЕЛЕНИЕ МЕНЯ НЕ ОТПУСТИТ, но нам… на чем мы в Пафос?

Сюда я приплыл на корабле.

Так ты в морском круизе? – вдохновенно спросила она.

На корабле я не плаваю, а хожу. Помощником капитана.

Походить по морю и мне бы… вырвалась бы из рутины. Веди меня на твой корабль.

Что в моей власти, промолвил Валлос, я бы тебе организовал, но протаскивать на борт посторонних нам возбраняется, и я…

На корабль меня не проведешь – никогда мной не овладеешь, заявила Митродора. Из Лимасола вы в Пафос?

Да, пробурчал Валлос.

Найдешь мне место на корабле – в Пафосе со мной побалуешься, подмигнула ему Митродора.

А до Пафоса? – спросил Валлос.

НУ И РАЗВРАТНЫЙ ЖЕ ТЫ ТИП! – засмеялась Митродора Тарапаонис. – И в в самом плавании драть меня хочешь?

Для облегчения своего положения я бы тебя здесь вздрючил.

В храме божьем? – ахнула Митродора.

В Лимасоле. Это же твой город. Что тебе, негде в нем мне отдаться?

В мою девственную квартирочку с рюшечками на занавесочках я грязное мужичье не впускаю, процедила она. Ни за что! На корабль мы с тобой выдвигаемся?

Она в чем была, за сменной одеждой домой не заехала; не достояв службу, они с Валлосом в порт – куда они после преждевременного оставления храма пошагают, отец Онисифор не в курсе, но он считает, что отвалили они и пожалуйста.