Игорь Горев: Путина, ВБН… Сборник рассказов

Вот она свобода! Не ты ли мечтал о свободе истребителя, о заоблачном просторе, о близких звёздах в твоём неправдоподобном детстве?

Какие звёзды, где свобода?..

– Сороковой, ответьте вышке!

– Я – сороковой…

В тесной кабине всё тряслось, вертелось, жужжало… Неумолимо и жёстко приближалась взлётная полоса – полёт окончен. И, слава богу!..

Бегунков, вспомнив молодые года, уже было задремал, как с улицы снова донеслись истошные крики, похожие на рулады мартовских котов:

– Свободу, свободу! Долой красную тиранию!

Свобода? – возможно, самое лучшее средство от похмелья. – Алексей выглянул в окно и поинтересовался:

– Всем наливают?

– Вначале всем, а потом исходя из остатков. Так что стоит поторопиться, если хочешь упиться до состояния весёлого пренебрежения ко всему и всем.

Было ему ответом. Бегунков вернулся в постель и сидя задремал.

Уволюсь, – решает он, – за облаками в истребителе ВВС ему стало неожиданно тесно. Детские мечты у вас имеются крылья, но никакой опоры, и даже воздушной. Рапорт ложится на стол командира. «Дурак, – получает он определение своему поступку, соглашается и настаивает на своём: «За облаками нет «звезды по имени солнце», – щелкает он каблуками военных ботинок». «Нет, – раздражённо кивает командир, – на земле его тем более не найдёшь».

Не знаю как насчёт солнца, а вот свободы он точно на земле не нашёл – командир, гад, сглазил.

На «гражданке» всё повторялось. Будильник встряхивал печень, одновременно пробуждая кариес, с которым беспомощно пытался бороться «колгейт». Вместо бутербродов на кухне военного городка, он проглатывал канадские сэндвичи, обильно сдобренные шумом большого аэропорта, и вторым пилотом частной авиакомпании дырявил небо, в очередной раз убеждаясь – свобода если и существует в небе, то только для избранных, к коим относились разве что облака…

Шум за окном стих. И на мгновение наступила настоящая предрассветная тишина. Алексей прислушался, его чуткое ухо уловило знакомые звуки. Далеко-далеко, на грани слышимости, гудели турбины невидимого самолёта. Самолёт удалялся. До пробуждения оставалось совсем чуть-чуть.

По тротуару, шаркая тонкими подошвами, неспешно вышагивал тот, о ком говорят: явно птица залётная, франт заморский. У мужчины нездешней наружности были тонкие слегка вытянутые черты лица, вьющиеся волосы кудрявым водопадом ниспадали до плеч. Очень часто ему приходилось откидывать локоны со лба, делал он это резкими движением головы или рукой. Изящный костюм из модной коллекции ладно облегал гибкое стройное тело. Мужчина поправлял шёлковый узел галстука, когда заметил заспанное лицо Алексея.

– Чего ждём? – не здороваясь, спросил незнакомец.

Иностранец, скорее всего француз, – пожал плечами Алексей, разглядывая дорогие запонки, сверкнувшие из-под рукавов пиджака.

– Чего ждём, – повторил «француз», и продолжил свою мысль, – свободу не ищут под крылышком кого-то – он взлетит, а ты останешься придавленный его взлётной силой. Хочешь быть по-настоящему свободным?

Алексей боднул головой воздух, в котором он столько раз пытался быть свободным и всё безуспешно.

– Держись меня, как ведомый ведущего.

Такая философия была знакома бывшему лётчику-истребителю и поэтому вызывала справедливые сомнения: ты-то чем лучше командира:

– И что?.. Вы взлетите, а я останусь?

Любопытство всё же заставило выйти на улицу, на которой свободолюбивая толпа оставила мусор и плевки.

– Фабри́с Карерве́, – протянул руку вместо ответа заграничный щёголь и не преминул добавить, – когда птиц много, кто-то обязательно взлетает первым. Обычно тот, кто держит нос по ветру. Ищи такого проныру и держись за ним на хвосте. Двоим ещё не тесно летать – места хватает обоим.

Алексей пожал руку:

– Наука, в общем, знакомая – проходили. Ведущий – ведомый. Однако и в армии и на гражданке была система. Кто в ней – тот и сыт.

– Вот почему ты никогда не будешь таким как я – над системой. – Дорогие запонки вызывающе блеснули в лучах восходящего солнца.

– Такое возможно?

– Со мной – да.

Алексей недоверчиво покосился на чересчур самоуверенного хвата. Уж больно ты красиво заливаешь, соловей французский.

– Э-э, я вижу, ты мне не веришь. Ну что ж, оревуар!

И фанфарон, лихо закрутив длинную чёлку по дуге, всем своим видом показывая «больно надо тут перед вами коленца ломать» повернулся спиной. Этот искренний жест подкупил русскую душу, всегда готовую на компромиссы и тем более авантюры. Прицел был верный, выстрел прогремел. Алексей пошатнулся: чем чёрт не шутить, авось?..