Валерий Рощенко - Романс с голубоглазой Эстонией

По сторонам дороги стоял строгий нахохлившийся лес, но женщину ничто не пугало. Какой-то стремительный крупный зверь перечеркнул посеребрённую росой поляну.

– Смотрите, косуля! – обрадовалась бесстрашная Лайма.

Косуля остановилась у леса, долго смотрела в нашу сторону, потом с треском пропала в чаще.

– Зеркало! – сказала женщина. – То белое пятно, что вокруг хвоста, называется «зеркало».

– Грациозное животное, – отвечал я, чтобы не молчать.

– У меня таких грациозных полсотни, – доложила словоохотливая Лайма.

– Вы работаете в колхозе?

Она залилась, как колокольчик.

– Я работаю в зоопарке, – сказала она, отсмеявшись, сбивая рукой жирные метелки конского щавеля.

– Вот откуда ваше лесное бесстрашие! – понял я.

– Конечно. У нас всякое случается… Однажды, представьте, питом выполз из террариума… Другой раз – тигр. Среди ночи! Мне сторож звонит на квартиру: беда! Я – в машину, и – в зоопарк. Открываю калитку – рычит мой Мальчик. Что делать?.. Позвонила в милицию. Там смеются: застрелить – пожалуйста, а ловить – увольте!.. Всю ночь заманывали в клетку…

Мы всё шли, углубляясь в лес. Где-то затрещал валежник, послышались подозрительные шорохи, пронзительно захихикала какая-то птица, мой спутнице хоть бы что.

– Ага, вот, наконец-то! – остановилась она.

– Где? Что?

– Да вот же! Поваленное дерево! – она засмеялась, добродушно прижимаясь рассыпчатой грудью к моей руке.

– Дерево?!.. Зачем оно нам?

– Сесть можно…

– Ах, да! Конечно.

Мы присели на лежащий ствол. Делая вид, что ей зябко, женщина прижалась к моему боку; дурманящий жар женского тела током ударил через платье.

– Вообще-то я люблю сено, – тараторила Лайма доверчиво. – Свежее сено, только что скошенное. Я называю это «сено-терапия». Ляжешь в копну, как оно пахнет! Голова кружится. А здесь, кажется, ещё и не начинали косить…

Полное наивное лицо с лукавми ямочками на щеках заливал молочный свет. Женщина чуть подрагивала и теснее прижимаясь ко мне. Ещё немного и я бы, возможно, воспользовался наигранной наивностью, как и лукавством женщины, так и преславутым распутством белой ночи, если бы из сердца хоть на мгновение выпала красавица Вийви. Но она продолжала там находиться, и даже – обживаться. Почему?..

– Прохладно, – сказал я поднимаясь. – Пора!

Лайма ничего не ответила. Она поднялась вслед за мной.

Мы вернулись в поселок, с холодком распрощались у дверей какого-то коттеджа.

«Нет, – думал я, шагая по сумрачным аллеям в сторону рокочущего моря, – посредством чьего-то участия личные трагедии рассеивать не годится. На душе ещё муторнее, чем было. Свою драму надо переживать одному. Наверно, только так можно её побороть. Впрочем, какая у меня драма?.. «Если к другому сбежала невеста, то неизвестно, кому повезло!» – утешал я себя словами старой матросской песни.

Завернув в соседнюю с «экипажем» аллею, я обнаружил на лавке две тихие фигуры. Боясь вспугнуть влюблённых, я хотел проскользнуть мимо, но меня окликнули:

– Борис?.. Вы?

Я подошел: Вийви и Линда.

– Добрый вечер! – сказала ласково Вийви. – Где вы были, Борис? Мы вас всюду искали… В такой вечер вы оставили нас одних.

– Я полагал, у вас свою компания, – сказал я. – Не хотелось мешать.

– Ah, so! – в голосе Вийви я уловил оттенок радостного удивления. – Вы обиделись?! Ну, право, я ни в чём не виновата. Вот, Линда подтвердит!.. Давайте помиримся и забудем прошлое, – она сделала милое, как у ребёнка, лицо.

– Если оно забудется, – буркнул я.

– Забудется! – заверила радостно Вийви. – Конечно, забудется!.. Проводите нас.

Я взял девушек под руки и проводил к домику за ручьём.

Вот теперь, лежа под верблюжьим одеялом, я долго не могу заснуть, анализируя слова и поступки Вийви; и никак не могу понять, что со мною происходит, какую власть надо мной возымела вдруг, пускай оригинальная, но в общем-то далекая мне женщина, о существовании которой я до недавнего времени не имел представления. Относится ли она ко мне серьезно или, потешаясь, играет как кошка с мышкой? Ход её мыслий и логика поступков мне не понятны. Возможно, в них много национального начала, неизвестного мне. С подругами она держится довольно независимо, те относятся к ней с заметным почтением, даже степенная Линда. Чем вызвано это внутреннее превосходство? Складом натуры? Профессией?.. Из обрывков разговоров я мог заключить, что Вийви или врач, или старшая операционная сестра. Впрочем, это ни о чём не говорит. В её глазах, в её словах, в поведении – во всем сквозит какая-то тайна. Может быть тайны никакой нет, но что-то в ней завораживает, очаровывает, гипнотизирует. Чем больше я думаю о ней, тем больше запутываюсь, погружаюсь в какой-то призрачный, точно белая ночь, сумрак манящей непредсказуемости. Хочется махнуть на всё рукой, отдавшись на произвол стихии.