В этот раз граф Кордак отвечать не торопился. Он перестал вертеть головой и мечтательно уставился куда-то в небо.
– Знаете, – наконец произнёс он, – есть вещи, о которых я не люблю вспоминать в прошедшем времени. Я им не был, поскольку я им остаюсь и никогда не изменял своему призванию. О, это была чудная эпоха! Никогда мне не было так весело. Но не будем об этом вспоминать, иначе я начну ностальгировать.
– Что ж, не будем, – согласился господин Борке. – Тем более что, мне кажется, мы уже пришли.
Действительно, мостовая обрывалась у небольшой площади, вытянутой в длину. С ближнего торца площадь была ограничена жилым двухэтажным строением, а с дальнего торца переходила в сквер. В начале сквера лицом к площади стоял памятник. Судя по протянутой в правильном направлении руке, это был памятник Ленину. По другим признакам принадлежность памятника установить было невозможно, поскольку время сгладило черты лица до состояния лысины. Где-то вдали сквер завершался новеньким четырёхэтажным домом. Так же, как и все дома в Мухоморах, этот дом имел строгий почтовый адрес, но для него это было лишним. Дом имел имя собственное и назывался Элитным, поскольку предназначен был для проживания в нём элиты города Мухоморы.
С правой длинной стороны площади за высоким деревянным забором вытянулось серое трёхэтажное здание школы номер один. Построенное ещё в сталинские времена, здание школы имело такой запас прочности, что выдержать ядерный удар. Справа и слева от парадного входа возвышались полутораметровой высоты тумбы. Когда-то на них стояли пионер и пионерка, исполненные прилежности и стремления к знаниям. К несчастью, пионер и пионерка не имели такого же запаса прочности, как само здание. Поэтому сначала они потеряли руки, а вместе с ними и надежду получить среднее образование. Затем они потеряли головы. Причём первой её потеряла пионерка. А когда от пионеров остались лишь ножки в детских сандалиях, памятники решено было снести. Сейчас эти тумбы служили стартовой площадкой для голубей да ещё для подглядывания в кабинет директора и в женский туалет.
Левая, наиболее представительная сторона площади была огорожена новеньким железобетонным забором с чудным орнаментом, за которым поднимался огромный семиэтажный корпус новой больницы. Чуть дальше, в просвете улицы, можно было различить остов старой полуразрушенной церкви. По центру площади прямо из-за ограды больницы торчало странное для постороннего взгляда металлическое сооружение высотой метра три. Впрочем, для коренных жителей Мухоморов в нём не было ничего странного. Это была трибуна вождей, которая чаще всего использовалась для приёма демонстраций верности мухоморовчан своим избранникам. Среди обитателей Мухоморов это сооружение почему-то получило название «отстойник».
К тому моменту, когда Кордак и Борке появились на площади, отстойник ещё пустовал. Площадь перед больницей была заполнена мухоморовчанами, истомившимися в ожидании начала торжеств. Впереди, ближе к отстойнику, за толпой неорганизованных зрителей можно было разглядеть яркие наряды фольклорных коллективов. Кое-кто уже от нетерпения пускался в пляс, но резкие окрики в мегафон остужали их неуместный пыл. Ещё дальше различались нестройные ряды больных с испуганными лицами. Их новенькие, выданные к открытию новой больницы халаты и пижамы мало соответствовали холодному октябрьскому вечеру. Но ещё тяжелее давалась больным длительная разлука с туалетом. Поэтому время от времени в шеренгах больных мелькала медсестра с уткой.
Наконец из-за поворота показался кортеж автомобилей. Без суеты, давая всем желающим себя рассмотреть, колонна шикарных машин проследовала мимо полуразрушенной церкви и по соседней улице свернула в больничный двор. Впереди за рулём большого серебристого внедорожника ехал лично мэр города Анатолий Фомич Сайкин. Справа от него сидел, без преувеличения сказать, его правая рука – Арнольд Георгиевич Штык, человек тихий, незаметный, но строгий и незаменимый в любом деле. На заднем сиденье располагалась верная супруга мэра Зинаида Кузьминична Сайкина.
Хотя от трибуны до личного кабинета господина Сайкина в администрации было не более пяти минут пешего хода, он предпочёл автопробег. У границ своих владений Анатолий Фомич лично встретил весьма уважаемого гостя – губернатора Игоря Дмитриевича Кулагина. Внедорожник губернатора, как и сам его хозяин, был много старше, опытнее, и оба они смотрели на мир хмуро из-под груза прошедших лет. Управлял машиной губернатора его личный водитель, а по совместительству и телохранитель, Николай. Водителей-телохранителей у Кулагина было несколько, сколько точно – не знал никто. Но всех их, независимо от имени и отчества, он называл Николай.
Читать дальше