Борке помолчал, давая собеседнику время насладиться финалом истории.
– Да, это был человек с золотыми руками, – подвёл он черту. – То есть в золото превращалось всё, к чему он прикасался. При этом, заметьте, он не тратил на себя ни копейки. Всё, что он делал, – делал исключительно из творческого порыва, так сказать из любви к искусству.
– Красивый финал, – согласился Кордак. – И в том, как Зурицкий ушёл – на пике славы, и особенно в том, что касается любви к искусству. Но, согласитесь, эта история скорее исключение, чем правило. Сейчас люди живут жадностью. Алчность – плохая муза. Из-под её крыла выходит только серость и скука. Нет, настоящее искусство бескорыстно! Только тогда оно позволяет создавать настоящие шедевры.
– Согласен, – оживился Борке. – Но согласен лишь в одном – истинное вдохновение всегда бескорыстно. В том же, что здешнее население движимо одной лишь алчностью, согласиться с вами не могу. Вы, дорогой граф, слишком много ездили по столицам и по Европе. Вы пытаетесь проецировать психологию цивилизованного европейца на местных жителей. Позвольте уверить вас, что это далеко не так.
– Полагаю, – улыбнулся Кордак, – вы в качестве доказательства приготовили мне ещё одну историю из этих мест.
– Если не сочтёте это скучным?
– О! Нет, нет! Я весь внимание.
– Прекрасно.
Господин Борке перевёл дух, окинул взором покосившийся забор ближнего двора и даже остановился, словно размышляя, с чего начать. Наконец он решился и слегка стукнул тростью о тротуарную плитку. Трость издала мелодичный звон, а её хозяин решительно шагнул вперёд и продолжил:
– Эта история произошла несколько раньше. В восьмидесятых годах.
– Прошлого века?
– Нет, позапрошлого. Это было, кажется, при Александре Третьем Миротворце. Жила в этих краях некая дама. Её имя по паспорту, если мне не изменяет память, Вершинская Екатерина Андреевна. Но в здешних местах она была известна по имени Мадлен. Кто и когда присвоил ей столь вульгарное имя, сказать не могу. Дама была дворянского сословия, в отличие от её законного супруга, который не привнёс в жизнь нашей героини ничего, кроме больших денег. Надо сказать, это тяготило Мадлен. Разумеется, в том, что касается супружеской жизни, а не в том, что касается денег.
Словно желая подчеркнуть сказанное, господин Борке вновь мелодично стукнул своей тростью о мостовую.
– Замену мужу она нашла быстро в лице некоего молодого человека. Образовался классический тройственный союз: жена, муж и любовник. Следует заметить, что насколько этот триумвират устраивал Мадлен, настолько же он не устраивал её мужа, который, очевидно, имел более традиционные взгляды на семейную жизнь. И вот когда разногласия по этому вопросу достигли своего апогея и выплеснулись в семейную сцену, наступил решительный момент. Муж госпожи Мадлен внезапно скончался. Угадайте, от чего?
– Неужели он выпил вместо водки мышьяку?
– Нет! Вы рассуждаете как европеец. Ну, напрягите свою фантазию. Вспомните название этого городка.
– Неужели от грибов?
– Совершенно верно! Как Мадлен это сделала, осталось загадкой. В её доме не обнаружили ничего подозрительного. Впрочем, здесь, скорее всего, постарались здешние знахари. Уж они-то знали толк в местных грибах. Очевидцы рассказывают, что покойный супруг Мадлен перед смертью испытывал невероятные галлюцинации, пытался порхать как бабочка и даже исполнил на французском языке басню Лафонтена. Это при том, что французского они отродясь не знали-с.
– Здорово! – не удержался от восторга Кордак.
– Суд присяжных её оправдал, не обнаружив в смерти мужа Мадлен ничего предосудительного. Заметьте, не подозрительного, а предосудительного. Так говорилось в вердикте.
– Просто замечательно! – повторил Кордак и даже остановился. – Но неужели этим всё и кончилось?
Господин Борке перевёл дух и снизил пафос своего повествования.
– Нет, разумеется. За мужем последовал молодой любовник, поскольку появился любовник ещё моложе. Затем новый любовник вместе со служанкой, с которой он изменил Мадлен. Затем ещё один молодой человек. И, наконец…
Господин Борке остановился и покачал головой:
– И, наконец, сама Мадлен. Будучи четвёртый раз под следствием и безнадёжно страдая дурной болезнью, которая досталась ей от последнего любовника, она покончила с собой так же, как с остальными.
– Да, – согласился Кордак, почёсывая в затылке. – В этом, несомненно, есть элемент драматургии. А в искусстве решать проблемы грибным ядом Мадлен могла бы соперничать с Клеопатрой.
Читать дальше