Алиса Орлова-Вязовская - Не было бы счастья…

– Ты возьми хоть огурчика… Олег. Пьешь и не закусываешь. – Тихо сказала она. – Не морить же себя голодом из – за всяких…

Он тут же почувствовал, что голос матери стал мягче и виновато, жалобно кивнул в ответ.

Бабаня, не зря за глаза прозванная отцом «флюгером», засуетилась, подвинула Олегу заветную баночку со шпротами.

– Внучек, а вот рыбки покушай, лучку – то покрошить тебе? Ой, гляди – ка люди добрые, парнишка наш белый – белый! Словно сглазили его!

Лизавета не донесла до рта толстый ломоть колбасы.

– Точно! Точно тетка то говорит! Тонь, эти Выриковы его опоили, факт! Как бы иначе с этой поганью связался?

Мать испуганно уставилась на сестру. Кто его знает, вдруг бабаня права, Олега сглазили и теперь сын начнет чахнуть и таять на глазах.

– В церкву надо сходить, свечечку поставить, батюшке записку положить о здравии раба Божия Олега. – Уверенно произнесла бабаня. – Еще надо бы святой водой комнату окропить и Образ Матушки Семистрельной над кроватью повесить.

В кои – то веки вся семья смотрела и слушала старуху с явным уважением. А что, старые люди в таких вещах лучше разбираются. Да и как ни крути, ни партийный зять, ни кандидат в партию Антонина не смогут пойти в стоящий на отшибе крошечный храм. Словом, без старухи тетки им никак не обойтись.

А бабаня явно наслаждаясь всеобщим вниманием, и для пущей важности приложив сухонький тощий палец к губам, прошептала:

– Есть верное средство узнать, сглазили или нет.

– Тьфу, на вас! – В сердцах бросил отец. – Умом рехнулись что ли?

– Молчи! – Крикнула Антонина. – Иди отсюдова, если такой умный!

– Чо это ты Гена, разорался? Не на партсобрании сидишь, это семейное дело. – Подхватила Лизавета. – Тебя в никто в компанию не тянет, иди вон покури.

Отец хмуро покачал головой, и обреченно махнув рукой, отправился на балкон. Если бабы начали сходить с ума ничего не поделаешь. Подмигнул сыну, но Олег сделал вид, что не заметил и остался сидеть за столом.

А женщины склонились к бабане и внимательно слушали.

– Ты, Тонечка, возьми два чистых стакана и налей левой рукой в один воды до половинки.

– Из – под крана можно? – Тревожно спросила мать.

– Неееет, лучше кипяченой. – Задумчиво протянула старуха. – Теперь надо что бы Олежек пять спичек сжег над водой.

Лизавета торопливо сунула племяннику в руки коробок.

– Как жечь, бабань? – Растерянно спросил парень.

– До конца каждую, что бы до последней деревяшечки сгорела.

– Я пальцы обожгу! Как их держать – то?

– Вымахал дубина! – Сердито шепнула Лизавета. – Ничего не умеешь! Догорит до половины, и возьмешься за обгорелый конец.

Олег старательно перехватывал горящую спичку, но пару раз действительно обжегся и едва не выронил ее на пол. Мать напряженно смотрела на происходящее, она готова была сама держать руку над огнем и вытерпеть любую боль лишь бы удостовериться, что сыну ничего не грозит. Теперь, когда все спички плавали в стакане, женщины поспешили за бабаней к входной двери. Продолжая упиваться своей внезапно свалившейся значимостью, старуха велела Олегу переливать воду из стакана в стакан над дверной ручкой, а сама в благоговейной тишине шептала молитву.

Мать и Лизавета боялись громко вздохнуть, а ну как сейчас явится чудо и откровение. Бабаня взяла у Олега стакан со спичками и, поджав губы, оглядела его со всех сторон.

– Ага! Видали? Вот оно, тут уж и гадать нечего. – Победно произнесла она, ставя стакан на стол.

– Чего там, теть Варь, не томи уже, сердце выскакивает. – Судорожно вздохнув, шепнула Антонина.

– Видишь, одна спичка потонула, видишь? Это точный знак, сглаз на нашего Олежку навели.

Лизавета охнула, придвинулась ближе.

– А если бы все потонули, бабань?

– Ой, это такой сглаз, что свести нельзя. На смерть значит. – Деловито ответила старуха. – А у Олежки одна только и утопла, это тоже сглаз, но не шибко сильный, отмолить можно.

Мать всхлипнула и с надеждой уставилась на бабаню.

– Не плачь, Тонечка, я вот в церкву схожу, только ты денежку дай на свечи, записочку оставлю, водички возьму. Отмолим парнишку нашего.

– Пока вы молиться будете, Вырикова как раз заявку в милицию напишет! – Хмуро буркнул отец, вернувшись в кухню.

Лизавета словно очнувшись, бросила взгляд на сестру. В кои – то веки зять умное сказал, сглаз сглазом, но и с паршивкой малолетней надо что – то решать.

Такую скоропалительную и унылую свадьбу единственного сына Антонины Николаевны никто и ожидать не мог. Впрочем, и сами Князевы даже в страшных снах не видали эдакое представление. Но, осуждать всесильную Тоню не торопились. Хотя редкие завистники и смаковали чужую беду, но по – тихому меж собой и шепотком. На людях, все понимающе качали головой, скорбно поджав губы. До слез жаль Антонину и сынка Олега. Вина – то его пустяковая, мало ли приключится с пьяным парнем по глупости по молодости, не слишком ли велика расплата за такое дело? Мальчонка у всех на глазах рос, разве за ним когда бывало непотребное? А вот Выриковы эти приезжие, шваль настоящая! Будь их ушлой Лидке восемнадцать, то поминай, как звали. Осталась бы матерью одиночкой как ее мамаша. Отцы ухмылялись, мол, Лида девка ядреная фигуристая, молодая, может Олег не так уж и прогадал. Матери хмурились: кому такая невестка нужна, на нее только спьяну позаришься, и тайком крестились, что в историю вляпались не их сыновья. Поселковые девчонки кривились и на все лады частили проклятую малолетку. Зараза пришлая, да за Олега каждая бы вышла! Парень симпатичный и семья уважаемая, за такого пойдешь и как сыр в масле всю жизнь кататься. Ребята откровенно посмеивались, не рассчитал Князев крепость самогона. Гуляли в пристройке впятером, а проснулся с Лидкой один Олег. Сделал дело и ползи домой хотя бы на четвереньках. Сам виноват.