Сергей Корнев: В стиле фьюжн. Рассказы

Почва из-под ног начала ускользать года через три после замужества. Муж сперва стал каким-то очень «своим» – неинтересным и тусклым, а потом стремительно превратился в простого безликого мужика, чужого и неприятного. Нежные трепетные чувства к ребёнку, маленькой Танечке, стали таять, превращаясь в родительское тягло, уже на второй год её рождения.

Выйдя из декретного отпуска на работу, Светлана Сергеевна не узнала себя прежнюю – ей больше не нравилась школа, она больше не любила свой любимый английский, дети начали раздражать её, ни в чём, что раньше было дорогим для неё, она не могла увидеть смысла. И цели тоже больше не было. В тридцать она сделала всё, к чему стремилась девушкой: нашла своё место в жизни, вышла замуж, родила ребёнка, есть своя квартира, муж приносит домой хорошую зарплату, дома чисто, уютно и красиво, в холодильнике есть еда, есть, что надеть, есть подруги, кому можно позвонить и похвастаться своим благополучием.

Но что-то очень большое и нужное ушло безвозвратно. Светлана Сергеевна не могла понять что. И заменила очень большое и нужное очень маленьким и непонятным – проклятой сигареткой, но такой близкой сердцу, что уж и саму жизнь без неё представить стало невозможно.

Впрочем, это дымящееся и дурно пахнущее ничего не заменило. Напротив, стало сразу рушиться всё нажитое прежде: старые подруги как-то незаметно заменились новыми, не совсем надёжными, на работе появилось больше поводов для раздражения, у Танечки к пяти годам сформировался невыносимый, капризный характер, превративший родительское тягло в родительскую каторгу, муж начал налегать на алкоголь и качать права.

Как могла, Светлана Сергеевна пыталась выправить положение, зацепиться за «свой», родной, ускользающий мирок или найти новую цель, новый смысл, но тщетно – всё только больше испортилось. Особенно с мужем. Прежние методы совершенно не работали. Упрёки оборачивались скандалами, намёки – непониманием, молчание – попустительством, слёзы – чёрствостью и озлоблением.

Светлана Сергеевна уже ничего не контролировала и срывалась на непрекращающиеся обиды и отчаянные всплески ярости. А муж, уйдя в глухую оборону, налегал на алкоголь шибче и качал права круче. «Свой», родной, мирок, окончательно потеряв почву под ногами, всерьёз зашатался.

Светлана Сергеевна предпочла бы скорее умереть, чем увидеть его крушение. И пусть нет любви, пусть работа не та, муж не тот, ребёнок не тот и сама жизнь не та – к чёрту всё! – но не иметь ничего – хуже чёрта и хуже смерти. Пусть ненависть и отчуждение. Они – ничто в сравнении с одной единственной любовью, любовью к «своему», родному, мирку, к по-женски состоявшемуся месту в нём.

С такими удручающими мыслями Светлана Сергеевна купила в ларьке «Козерог» на остановке возле школы сигареты и незаметно зашла в самую глубину безымянного парка, там, где на берегу заросшего камышами озерца стояла старая деревянная лавочка.

Ноябрьское солнце приятно рассекало прохладу воздуха в тягучих порывах морозного ветра и звонко отражалось на тоненьком льду. Даже мутный ручей, бегущий по овражку, преобразился, исполнившись благородства зимней свежести.

Светлана Сергеевна закурила и села на лавочку. Чёрная слизь долго пробивалась сквозь льдинки в трещинах доски, оттаивая под теплом человеческого тела. Частыми маленькими капельками выступила она там, где было особенно горячо, и стремительно впиталась в удлинённую курточку Светланы Сергеевны, прежде чем та, докурив и посмотрев на часы, поспешила к выходу из парка.

Робкий снежок размяк под лучами солнца, потемнел, врос в землю и превратился в грязь. Ветер в камышах зашипел, точно змея.

На последних двух уроках Светлана Сергеевна испытала необычайный прилив сил. В её голове внезапно появился некий расплывчатый и неуловимый образ, который постепенно переходил в какую-то очень неожиданную мысль. Вначале она была, как дым – имела чёткий сильный запах и даже вкус, но не имела никакой определённой формы, постоянно ускользая из сознания. Потом она стала, как мутная вода – перетекала из одной формы в другую и давала себя рассмотреть только внешне, поверхностно, от того представляясь бездонной и интригующей. Наконец она закипела, выпарилась, превратилась во что-то твёрдое и загорелась неугасимым жарким огнём.

Домой Светлана Сергеевна вернулась безвозвратно горя этой мыслью. Она дождалась с работы мужа и пошла в ванную. План действий был готов. Обжигающая мысль слегка пугала, выступая на лице румянцем, бросала то в стыд, то в смятение, то в паническое оцепенение, но Светлана Сергеевна не собиралась отступать, ничуть не сомневаясь в том, что теперь она вернёт утраченный контроль над мужем, вгонит в основание «своего», родного, шатающегося мирка мощные сваи, перекрасит своё женское место в жизни в новые краски целей и смыслов, где муж только одна из необходимых деталей, где нет ссылок на стыд, смятение и паническое оцепенение, где есть такая величественная сила и власть, которая изменит всё. С этого момента Светлана Сергеевна стала другим человеком.