Братья Швальнеры: Кончина. Киноповесть о тюрьме без вымысла

Начальник. Долго ссышь!

Тишина. На лице начальника – ухмылка. На лице Сафронова – горечь ибессильная злоба.

Камера опять видит подоконник с кнопкой – уже другой, но опять треснувшейпополам. Снова в кадре шлагбаум, а за кадром голос Н. Михалкова.

Голос. Мы нахерачились и решили в соседнюю деревню поехать к телкам. А бензина нет. Тут машина соседа – деда там одного. Он ее возле гаража поставил, а сам в гараже трется. Ну мы его там дверью подперли, а бензин слили у него и поехали.

Голос 2. И много слили?

Голос . 40 литров.

Голос 2. И сколько тебе за это дали?

Голос. 2 года. Гыыы. Смотри, Сыч идет.

В обзоре камеры возле шлагбаума стоит Иваныч с журналом под мышкой. К нему с улицы подходит пьяный, шатающийся человек в рванине и мокрых брюках. Он приближается к Иванычу, протягивает ему ладонь, что-то говорит – не слышно, что. Тот зажимает нос, показывает на его брюки и жестом указывает, чтобы он уходил. К ним подходит Михалков.

Михалков. Здорово, Санек.

Пьяный (радостно, растопырив руки). О, здорово, Генаха!

Михалков. Ну че, как на свободе-то?

Пьяный. Да, бля, все три дня как освободился, бухаю. Остановиться не могу. Ген, есть рублей 15, опохмелиться, помираю, мля?

Вытягивает ладонь. Тот достает из кармана брюк несколько монет, дает ему. Иваныч с омерзением наблюдает за этой сценой, не сводя глаз с мокрых штанов пьяного.

Пьяный. Генах, душа, сам знаешь. Поползу я.

Обнимаются. Пьяный, шатаясь, уходит. Михалков смотрит ему вслед с радостью, Иваныч – все с тем же омерзением.

Михалков. Ништяк ему, он на воле.

Иваныч. Обоссался походу.

Михалков. Зато на воле.

Иваныч. Не боись, скоро заедет.

Михалков. Думаешь?

Иваныч . 15 лет работаю, тут и думать нехер. Если тянет в дом родной, – значит, скоро вернется. Ты прикинь, ты ему больше бабла не дашь, а бухать пипец как охота, а? А? Подломит кого-нибудь и опять сюда, вот увидишь.

Со стороны за всей этой сценой наблюдает стоящий возле автокрана Коля. Зрелище вызывает у него улыбку. Он оборачивается назад.

По уже знакомой зрителю авеню все так же пьяно шатаясь идет Кулаков. В карманах у него телефоны, в которые он бубнит свое извечное «Перезвони». Под нос себе опять бормочет:

Кулаков. Вот мля. Совсем офуели… Я за них возьмусь – мало не покажется. Собаки… Перезвони… И ты перезвони… Все перезвоните!

Иваныч и Михалков смотрят в его сторону. Кулаков приближается к стройке. Останавливается у задней ее стены, выложенной кирпичом, долго смотрит на нее.

Кулаков. Это что за фуйня?

К нему подбегает Женек.

Женек. Стена, Федор Кузьмич.

Кулаков. Без тебя вижу, что не хер в говне. Вы откуда этот кирпич брали?

Женек. Вон из той кучи.

Кулаков. Зачем?

Женек. Вы ж сами сказали оттуда брать.

Кулаков. Мозги мне не трахай. На эту стену новый кирпич завтра привезут. А ту кучу я продавать приготовил.

Женек. И че делать?

Кулаков (громко). Разбирать, йопт!

Женек. А новый кирпич хуже будет?

Кулаков. Не понял?

Женек. Ну может, проще его загнать, чтоб стенку не трогать. Неделю выкладывали, а?

Кулаков. Хуле вам еще делать? Скажут – будешь ложИть, скажут – разбирать. Вот и разбирай давай!

Иваныч (громко). Давай-давай! Айда, мужики, стену долбить!

В течение нескольких секунд собирается толпа в жилетах, которая начинает кувалдами крушить стену. В воздухе поднимаются клубы пыли. Кулаков смотрит на это с воодушевлением. К нему подходит Коля.

Коля. Федор Кузьмич?

Кулаков . А?

Коля. Ведь разнесут же стену?

Кулаков . Ну и хуле? Зато работают!

Коля. Так вам же целые кирпичи нужны!

Кулаков (задумывается). Не выясняй!

К нему подбегает Сафронов и вновь уводит в свою будку, где он вчера пил.

Михалков подходит к окну пульта шлагбаума. Окно открывается.

Михалков. Мля, пипец, Сафрон сам с Кулаковым бухает, а сам с утра на выговор въебался.

Голос из окна. Ну и фуй ему теперь, а не УДО.

Михалков. Думаешь, друган не поможет?

Голос. А Сафрон уйдет, кто ему наливать будет?

Михалков (чешет затылок). Ну да…

Голос. Соображать надо… О, смотри, Курендюк!

Михалков оборачивается и смотрит на шлагбаум.