Андрей Буровский: Самая короткая ночь. Эссе, статьи, рассказы

Лесопилка не работает, я не могу показать Поле и Уле, как пилят бревна, превращают их в доски разной толщины. Но коршуна очень даже могу. И склоны гор за речками могу: ведь деревня Большая Речка стоит в междуречье. Оя с одной стороны, Большая с другой подмывают крутейшие склоны.

Недавно на склонах на другом берегу Большой видели медведя. Девчонки из деревни, лет по 13—14, собирали грибы, и спускались с горы в темпе марша, на собственных попках. Хотя зверь был совершенно не агрессивен, даже не зарычал, и вообще сразу ушел. Этот склон тоже могу показать. И другой склон, за Оей, на который сбежали козы Натальи. Плевать им на зверей и людей, они лихо прыгают по таким кручам, что становится жутко. Сияющий день, орущий коршун и козы, запах свежераспиленных пихт, шум реки, мерцающее ярко-синее небо. Вокруг меня прыгают дочери, а за речкой по склонам – козы.

Поля не ест супов. Разве что суп-пюре в бабушкином исполнении, и только. Но перечисляет:

– Не ем супов грибных, рассольника, борща, горохового, перлового, и вообще никакого. Хотя могу съесть супа с фрикадельками.

И грибов она не ест. И соусов. И вообще не особо дозовешься к столу.

Грешен, всякий раз бросаюсь окормлять свое сокровище: стараюсь дать то, что сокровищу хочется. А у Волковых к этому относятся проще. Кормить детей ― святое, и вид у детей не только физически сытый, но и залюбленный такой, довольный. Но никому в голову не приходит выяснять, что дети едят, а чего они не едят. И что они вообще больше другого любят. Еда подана, и все. Еды всегда много, и она вкусная. А если ребенок не хочет есть, никого это особо не волнует… потому что смотри выше: еда есть, ее много, она вкусная.

– Сонька тоже капризничала… Лука она не ест! Мама ей из котлет лук выковыривала, и что-то еще… Мама уехала, Сонька еще неделю лука не ела… А с тех пор ест, и все!

Киваю, потому что хорошо помню, как начал есть сало. После бесконечно долгого дня, начавшегося в шесть утра, к десяти вечера экспедиция села в поезд. Завтра ― Красноярск, а пока есть хлеб и сало. Весь день ели всухомятку, торопливо, на ходу. Голодные были страшно, и я тоже. В этом поезде, в плацкартном купе, на второй полке, я и начал есть сало.

У Волковых Поля упорно не ела супов и грибов… Но всегда было что-то другое. Интересно, сколько продержалась бы Полина, не будь там этого «другого» в больших количествах?

Этого игрушечного леопёрдика Поля и Уля забыли в Большой Речке давно, три года назад: когда были там с мамой. Оказывается, он теперь в Ермаковском – там после смерти мамы старшего Волкова, живет Галина Григорьева с Мишкой и Соней. Давно собирались ехать на Салбыкский курган, арендовать машину… Спасибо Алеше, состоялось. Заезжаем, естественно, в Ермаковское. Времени мало, поезд уходит в пять вечера, машина опоздала, все бегом-бегом. Буквально влетаем в дом, будим бедную (хоть и привычную) Галину Григорьевну, берем леопёрдика, обмениваемся буквально несколькими словами…

А дом-то стоит на яру. Под яром – пойма Ои, и сама Оя – бурная, полноводная, коричневая от прошедших в горах дождей. Все это – на фоне предгорий. Один из самых красивых видов, какие я наблюдал в Сибири, а этим многое сказано. Жаль, что вижу я его буквально считанные минуты.

А леопёрдик и не очень нужен. Дети рады, что вернули его, но играть им уже стало поздно.

Гуляя с Ульяной вверх по реке, к лесопилке, находим остров… Даже не намывной, а так… Кусок коренного берега отрезал рукав Большой Речки. Вся-то Большая шириной метров двадцать ― двадцать пять. Остров длиной метров тридцать пять, шириной метра три, с кустарником и низкими рябинами. Он отделен от «материка» протокой шириной метра три ― четыре. Мы с Улей легко переходим протоку глубиной от щиколотки (на перекате) до «мне по пояс» – в углублении, где много ила. Улька купается в этой промоине, там вода чуть неподвижнее и градуса на три теплее. А потом мы исследуем остров. На нем к моему удивлению, живут не только жуки и стрекозы, но и мыши. Зимой они спят в норках, а летом уйти с острова не могут. Но они толстые и довольные жизнью, эти мыши! Наверное, им хватает жуков и разных растений.

Впервые я увидел это колоссальное сооружение в 1979. Погребальная камера размером с футбольное поле, камни размером с грузовик. В привходовой части ― весом тонн тридцать. Тогда вид у кургана был совершенно заброшенный. Три года его копали, с тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого по тысяча девятьсот пятьдесят шестой, а потом археологи ушли, оставив камни погребальной камеры. Навсегда. Как со стройки ушли рабочие, побросав недоделанное.