Александр Рафаилов - Полузащитники Отечества

– Разойдись!

И плац немедленно наполнился людьми. Родители кинулись со своих мест искать сыновей. Солдаты в поисках знакомых лиц отправились им навстречу. В сложившейся неразберихе я только через несколько минут сумел найти своих.

Толпы срочников и их родителей принялись бродить по территории части. Но недолго, поскольку вскоре началась выдача увольняшек. И не прошло и получаса, как мы уже, сдав автоматы, выходили за ворота КПП и садились на автобус – чтобы не возвращаться сюда до воскресенья.

Но городское увольнение было не единственной причиной, по которой все ожидали присяги с таким нетерпением. Дело ещё и в том, что для многих присяга была последним этапом жизни в учебке. И через день после возвращения из увольнения нас должны были распределить по батальонам.

Чего ждать от этого перевода, мы точно не знали. Однако сама по себе грядущая смена обстановки вызывала радостное предвкушение. Кроме того, ходили слухи, что в батальоне нет подъёмов за сорок пять секунд. Уже одно это заставляло мечтать о том, чтобы нас поскорее перевели.

Наконец наступил долгожданный день распределения. Личный состав, распределяемый по батальонам, скопился на дорожке для построений. Расщепив массу на первый и второй батальон, молодое пополнение первого бата сразу увели. Нас же продолжили расщеплять. В левую сторону откидывали армию пятой роты, справа строилась шестая.

И вот две трети личного состава выстроилась с левой стороны, треть – справа. А два человека, так и не услышав своих фамилий, остались болтаться в середине, как не пришей кобыле хвост. Это были я и Филипп Филиппыч – молодое пополнение штата узла связи.

Офицеры пятой и шестой роты принялись разбираться со своим вновь прибывшим личным составом. Мы двое также не остались без внимания. К нам устремились молодой майор и не очень молодой старший прапорщик. Майор постоянно шутил и улыбался. Прапор, наоборот, хмурил брови и делал грозный вид.

Мы принялись демонстрировать содержимое своих вещевых мешков на предмет недостающих компонентов и форму одежды на предмет клеймений. Пока мы этим занимались, шестая рота уже отправилась в расположение батальона.

– Похоже, мы с ними двумя будем возиться дольше, чем со всеми остальными вместе взятыми здесь разбираются, – заметил майор.

У меня мелькнула улыбка.

– Чего улыбаешься? – тут же отреагировал старший прапорщик. – Сейчас плакать будешь!

С прапорщиком я уже был немного знаком. В ходе отбора в батальон нас как-то повели на узел связи. В андеграунд, как говорил иногда начальник узла, поскольку располагался он в цокольном этаже.

Там-то нас и встретил тот прапор. И принялся с каждым беседовать. Вызвав меня, он тут же осведомился:

– Вас там в учебке нормально кормят?

– Так точно!

– Еду не отбирают?

– Никак нет!

– А выглядишь хуже, чем немец под Москвой. Наркотики употребляешь?

– Никак нет!

– Почему?

Столь неожиданная постановка вопроса не предполагала ограничения шаблонными уставными фразами. Ответ «Не могу знать!» вряд ли годился. Поэтому я принялся пространно рассуждать о вреде здоровью, физиологической зависимости и ясности мышления.

– А то был тут у нас один обдолбыш-психонавт, – размышлял прапор, – Зашёл как-то комбат ночью к нему на пост, а он там сидит под веществами, приходы ловит. Летает мысленно над просторами Атлантики и управляет стадами золотых рыбок с сиреневыми полосочками. Вместо доклада начал комбату втирать какую-то хрень про шиншилловый арбуз и маца-машину.

Я на всякий случай не стал уточнять, чем закончилась эта захватывающая история, но заверил, что никогда не умел пасти золотых рыбок, а на арбузы у меня вообще аллергия.

Мы ещё какое-то время побеседовали на разные темы, и поэтому теперь, на распределении, он особого страха, несмотря на свой грозный вид, не вызвал. Тем не менее, улыбку я на всякий случай стёр с лица.

Вскоре нас увели – но не в батальон, как остальных, а прямиком на узел связи. Там, наконец, мы узнали, что весёлый майор – не кто иной как начальник узла связи Александров Иван Сергеевич, а суровый прапор – начальник нашего отделения Передрий Александр Юрьевич. Нам назвали наши должности и номера боевых постов. После чего потребовали повторить полученную информацию на предмет запоминания. Мы запомнили всё с первого раза, что, казалось, очень удивило наших новых командармов.

Тем временем на узел связи подошёл отслуживший полгода личный состав. Если на триста с лишним человек в учебке было всего тринадцать сержантов, то теперь, оказалось, на нас двоих приходится восемь дедов. По четыре на каждого. Нам стало как-то неуютно. И вот мы познакомились со своим третьим – и главным – фюрером, рядовым Дмитриевым Евгением Борисовичем – командиром отделения.