Мария Гарзийо - 1850

– Я передумала, – кричу я в трубку, когда она отвечает, – Я поеду!

– Там, правда, не пять тысяч, а три, – смущенно признается подруга, – но тоже ведь неплохо, правда? Олигархов опять же никто не отменял.

По правде сказать, я готова ехать бесплатно. Даже идти пешком с котомкой за спиной как Ломоносов в Москву. Лишь бы подальше от этого мускулистого спортсмена, который, как оказалось спустя три года знакомства любит секс без табу. Я ему что ли табу устанавливала? Никакой близости в носках или только в темноте под одеялом? Тьфу, не в ту степь понесло. Что там Аня вещает?

– Завтра приезжает менеджер магазина. Ее зовут Лариса, она русская. Я ей скажу тогда, что ты тоже не против.

– Угу. А когда ехать, если возьмут?

– На этой неделе вроде. Завтра точно узнаем. Слушай, я так рада, что ты едешь. Мы там круто потусуемся, я уверена. Там Прохоров будет, он в прошлом году приезжал.

– Ага, я слышала, с сотней проституток. Хочешь присоедениться к свите?

– Да, ну тебя! Это подруги его просто.

– Ага, сестры. Ань, я думала, я наивная, но ты бьешь все рекорды.

– Да, ладно. Не будь пессимисткой. Все будет супер. Тебя Филипп отпускает?

Еще не хватало интересоваться мнением этого подлого обманщика. Пусть координирует своих Кристелей и Изабелей. Вообще, если нравятся тебе француженки, оканчивающиеся на мягкий знак, зачем надо было выписывать себе латвийскую экзотику с неэротичной «а» в конце имени? Вот ведь гад! Но посвещать Аню в свои семейные неурядицы мне не хочется, дабы не нарваться на очередную поучительную лекцию под заголовком «я же говорила, что все французы одинаковые». Анна хоть и живет уже долгие годы с гражданином этой страны, мысленно поддерживает отечественного производителя. С тем, конечно, условием, что производитель этот будет олигархом.

– Отпускает. А тебя Жак?

Трубка презрительно хмыкает, выражая наплевательское отношение к упомянутому индивидуму.

– Конечно. Думает, что я денег заработаю и к нему вернусь. Но я-то уеду с олигархом.

– Ты найди его сначала, этого мифического олигарха, – морщусь я.

– Да, они там на каждом углу валяются. Это же Куршевель!

В это мгновение я не предполагаю, какое бесчетное количество раз мне в последствии предстоит услышать эту коротенькую фразу, произнесенную с уважительно-восторженной интонацией. Аня обещает позвонить мне на следующий день и отключается. Я остаюсь наедине с своим горем. Передо мной стоит невыполнимая миссия, с которой не справился бы даже коротышка Том Круз. Моя задача – вытянуть из пышащей жаром духовки готовое блюдо под названием «месть» и припрятать его в холодильнике за баночками с горчицей и вареньем. Подавать сей кулинарный шедевр любимому мужчину будем, как и полагается, холодным. Эх, а как хочется вытащить противень раньше времени и надавать этим самым противнем по подлому темечку. Терпение, только терпение. Я убираю с монитора уличающие преступника строки, ополаскиваю стакан и встречаю Филиппа слегка неестественной, но все же улыбкой. Он делится со мной деталями встречи. Я слушаю в пол уха, не веря ни единому слову. Меня так и тянет ляпнуть какую-нибудь злобную глупость вроде «ну, что, банкир оценил твою интимную прическу?» Я борюсь с этим желанием, раздувая от внутренних усилий щеки.

– Ты все еще дуешься, amour? – замечает Филипп мои хомячьи щеки, – Я же быстро вернулся. Теперь мы проведем целый вечер вместе.

– За телевизором, – пыхчу я по инерции.

– А давай не будем включать телевизор. Поужинаем и пойдем в спальню. Правда на полный желудок лучше не ложиться. Пол часика передохнем на диване, новости посмотрим. А потом сразу в спальню.

Он обнимает меня и прижимается всем телом. От него исходит успокаивающее тепло и волнующий аромат Dior Homme. «Иуда» думаю я, отчаянно сражаясь с натиском слез. Мы едим розовую внутри говядину и подрумяненные гороховые стручки, запивая каждый своим вином. Филипп по уставу заливает мясо красным, а я вопреки традициям хлебаю свое любимое белое. Потом мужчина-повар моет посуду, замечая с улыбкой, что не каждой женщине везет так, как подфартило мне. Да, до недавнего времени я действиетльно думала, что мне повезло. Домашний рыцарь, который отлично готовит и не гнушится хозяйственными делами, молодой, состоятельный, нежный… мускулистый спортсмен 34 лет отроду! Кто бы мог подумать, что это сокровище делят со мной еще десяток француженок. Может, собраться всем на официальном уровне и решить, кому какая часть тела причитается? Даже не знаю, что в таком случае себе отхватить. Просто глаза разбегаются. Филипп, не подозревая о разрывающих меня противоречиях, заканчивает мыть посуду и устраивается рядышком на диване. Мы по заведенной традиции перевариваем ужин, совместив этот важный процесс с просмотром очередного шедевра американского кинематографа. Когда герой побеждает последнего плохиша, перемолов его в самолетном пропеллере, Филипп красноречиво зевает и отправляется на боковую. Забравшись на мягкий пружинистый матрасс, делает попытку обнять меня. Я мычу сквозь зубы что-то невнятное про больную голову, живот и общую непригоднойсть всех остальных частей тела к использованию по подобному назначению. Горячего мужчину радует факт моего отказа в следствии чрезвычайной редкости такового. Обычно голова и живот болят у него, и я брюжжу по поводу его отлынивания от своих прямых супружеских обязанностей. Впрочем, супружескими их не назвать. Мы же не женаты. Выходит, он мне ничего не должен. Как и я ему. Объемное «ничего», как оказалось, скрывает в себе и весомое «хранить верность». Я засыпаю утомленная безрадостными мыслями-пессимистками.