Он действительно подпрыгнул в неподдельном ужасе, потому что кто-то просунул голову в дверцу землянки, и прошептал, почти испуганно:
– Идут!
– Кто? – зашипел Джонсон на своего ближайшего помощника, на Марко да Гама, – кто идет?!
– Соседи, – пролепетал перепуганный до полусмерти помощник, – болотники с трубками.
– Много их? – отпустил шкуру помощника Вождь.
– Наверное, все племя явилось, – Марко рухнул на колени, и отвечал уже снизу, не смея поднимать голову.
Вождь знал, почему и Марко, и все остальные в племени, общаются с ним исключительно так – опустив глаза к глиняному полу. Он предполагал, что и сам бы содрогнулся, если бы заглянул в собственные глаза. Однако вещицы с непонятным и пугающим названием «зеркало» в племени не было. А знание об этом удивительном предмете было; еще большим было желание обладать и этим артефактом, и остальными – всем, что могло храниться в римской крепости. Оно название – «римский» – заставило Вождя заскрежетать зубами, и Марко в страхе распростерся на полу уже полностью. И тут же был вздернут не крупной, но такой сильной рукой Джонсона на ноги.
– Иди, – подтолкнул Вождь помощника в спину, – зови… «гостей». Точнее, одного гостя.
– С меховой трубкой, – догадался Марко, – вождя?
– Его, – кивнул Джонсон, – а остальных… остальным вели налить огненной воды.
«Огненная вода» – это был еще один секрет племени; не самый главный, скорее побочный. Эта горючая жидкость была отходами производства сока. Она действительно горела слабым синим пламенем; жарче она «горела» внутри тела. А еще эта вода заставляла душу веселиться, ноги – самим пускаться в пляс, а тело свершать всякие непотребства. За что потом и душу, и тело наказывали – в круге племени.
Марко выражать своего изумления не стал. Он поспешил на выход, чтобы исполнить повеление Вождя. Иначе поступить он не мог – разве что, покончив с жизнью. А вместо него в землянку вступил соседний вождь – низкорослый, дурно пахнувший, гордо выпятивший вперед свое главное украшение. Эта меховая трубка, скрывавшая внутри главное «достоинство» дикаря, служила в других племенах предметом нескончаемых усмешек. В главном сходились все – вождь людоедов потому и скрывает мужскую гордость внутри внушительной размерами и весом трубки, что гордиться там особо нечему. Джонсон чуть непроизвольно не отдал вместо приветствия приказ: «А ну-ка, сними! Покажи, что ты там прячешь?!». Но сдержался, понял по вспыхнувшему навстречу ему дикой злобностью взгляду дикаря, что этот вождь «заряженный» колдовской силой сок попробовать не решился. Или отверг его сознательно.
– Точнее – бессознательно, – поправил себя капитан Джонсон, раздвигая губы в приветственной улыбке, – единственно, подчиняясь природному чутью. Оно у дикарей неплохо развито.
Себя Джонсон к дикарям не причислял – что бы об этом не думали гордые римляне.
– Садись, – радушно махнул он рукой в сторону крепко сбитого стола, – сейчас принесут «огненную воду».
Дикарь шумно задышал; его приплюснутые широкие ноздри зашевелились – словно землянку Вождя уже заполнил резкий запах «огневки».
– Может, лучше моего порошка попробуем? – оба вождя резко повернулись к двери, в которой стоял очередной гость – предводитель племени, владевшего зарослями растения, которое оно само называло кокой.
Этот вождь действительно поднял перед собой какой-то мех, в котором – не сомневался капитан – действительно хранился белый порошок, дарующий неземное блаженство, а потом долгую, непреходящую боль в голове и ломоту в суставах, сравнимую с той, на которую жаловались все без исключения старики болотных племен.
Джонсон пробовал дышать этой гадостью; оценил ее силу и коварство. Теперь же безразлично кивнул, не собираясь даже притрагиваться к этой отраве:
– Обязательно попробуем. Вот соберемся все, и попробуем.
Главным для него сейчас было заглянуть в глаза вновь прибывшего, который гордо называл себя Колумбийским Бароном. Заглянул. И убедился, что Барон тоже не решился опробовать «подарок» Джонсона. Этого гостя Вождь пока записал себе в пассив.
– Который, – подумал он, отступая на шаг, чтобы Барон мог пройти к столу, – можно будет превратить в актив, побив козырной картой.
Он входил во вкус владения и использования непонятными словами, которые словно сами рождались в его голове. За всем этим стояло что-то громадное, и пугающее – будто очередное слово могло сдвинуть какую-то лавину в памяти, которая погребла бы Вождя под собой; заставила бы задохнуться его сознание в болоте непознанного.
Читать дальше