– Я читал, что Сведенборг умел заговаривать ветер, – донеслось ей вслед. – Ни разу в жизни не попал в шторм, хотя много плавал по Балтике.
Переулок находился между Новым Арбатом и Большой Никитской. Справа к частному саду примыкал кирпичный девятиэтажный дом, из тех, что в начале семидесятых строились для московской элиты, но неважно сохранились. Слева стоял приземистый особняк девятнадцатого века, недавно отреставрированный и приютивший в первом этаже кафе «Непента». По счастливому совпадению, именно сюда Лена и направлялась.
Пробарабанив тонкими каблуками по трем каменным ступенькам, она распахнула дверь навстречу потоку холодного воздуха от кондиционеров. Ее открытые руки тут же покрылись мурашками. После уличной жары это было почти как нырнуть в холодный бассейн.
Аналогия подчеркивалась тем, что пол кафе был опущен на полметра ниже улицы. Два высоких окна по обе стороны от двери начинались почти от мостовой, и таким образом посетители, сидя за едой, могли рассматривать немногочисленных прохожих практически во весь рост. Для живого ума эффект мог быть чрезвычайно привлекательным. Лену, однако, при всей чистоте и строгой опрятности помещения – на западный, даже несколько германский клинический манер, – отпугнули полуподвальный эффект и арктическая температура воздуха.
– У вас есть столики в саду? – спросила она направившегося ей навстречу официанта.
Тут же он распахнул перед ней боковую дверь, за которой тоже были три ступеньки. В саду стояли в приятной древесной тени три столика, центральный из которых был занят уже знакомой парой. Лена села за самый дальний от улицы и заказала манговый лимонад и капуччино. Она расположилась так, чтобы видеть дверь кафе. Разумеется, она предпочла бы сидеть лицом к саду, тем более что он показался ей на беглый взгляд чистым и ухоженным – знакомым с человеческой заботой и не лишенным романтической задумчивости. Однако у нее была назначена встреча, к тому же с незнакомцем, и она сочла невежливым сесть спиной к двери.
– Хуже всего, – говорил более субтильный и нервный из двух собеседников, тот, что перенес недавнюю разлуку, – когда автор сопровождает появление каждого персонажа автоматически выскакивающим описанием внешности. Обычно по пунктам: телосложение, рост, форма лица, цвет кожи, волосы, нос, губы… Как в медицинской карте или полицейской ориентировке на преступника.
– В то же время, как можно оставить персонажа без внешности? – спросил противник Лакана, невысокий с квадратной головой и неаккуратной перистой растительностью на щеках.
Лена боялась опоздать и пришла минут на десять раньше назначенного времени. Достав из сумочки телефон, она удостоверилась в этом факте и заняла глаза и пальцы механическим перелистыванием нескольких насущных приложений.
– Есть разные способы решения этой проблемы, – отозвался первый, имевший заносчивую манеру аспиранта с высокой протекцией, любимца кафедры. У него были вялые прыщи на подбородке и зачесанные вперед волосы, падавшие на лоб клинышком.
– Например? – поинтересовался второй и дернул большим мясистым носом.
Лена положила телефон на стол и повесила сумочку на спинку стула, одновременно закидывая ногу на ногу и отворачиваясь от соседнего столика градусов на пятнадцать, чтобы говорившие не заметили ее интереса.
– Допустим, постепенное описание, – сказал тонкий. – Или косвенное. Косвенное через авторскую речь или косвенное через восприятие других персонажей.
– Последнее подразумевает множественные точки зрения, – недовольным тоном вставил носатый.
– Отказ от описания тоже можно считать приемом, – настаивал прыщавый.
– Прием умолчания, – согласился козлобородый. – Но избежать трудности не значит ее разрешить.
– Однако иногда умолчание может быть выигрышным, – заметил первый.
– Пример! – снова потребовал второй.
– Ну, например, если все персонажи романа влюблены в главную героиню, то очевидно, что она красива. У каждого читателя свои представления о женской привлекательности. Описание красоты может быть только скучным и всегда стремится к какому-то надуманному идеалу, который очень трудно соотнести с жизненным опытом.
– Может быть, персонажи любят героиню за ее индивидуальность, – предположил спорщик, – в то время как у нее рябое лицо и короткие ноги с толстыми лодыжками.
– Не утрируй, Мирон, – сказал первый.
Тут рядом с Леной вырос официант с ее заказом и стал, по обыкновению официантов в полупустых заведениях, задавать вопросы, в результате чего, пытаясь слушать в две стороны, она пропустила и его реплику, и часть соседской дискуссии.
Читать дальше