Владимир Жёлтый - Записки из детского дома

Ринат Каримов одновременно пытался то танцевать, то петь, то рассказывать стих. У Рината была крайняя степень умственной отсталости, по-научному – имбецильность. Если описать более доступным языком, то выглядит это так, будто человеку достался мозг какого-нибудь умного попугайчика, который научился произносить слова, но совершенно не понимает их значения. Поэтому у Рината, например, строчка «Скажи-ка дядя, ведь не даром…» иногда продолжалось песней «В лесу родилась ёлочка».

В один из таких типичных дней в кабинет постучалась замдиректора по учебной части. Я открыл дверь и по недовольному взгляду Л.Б. с огромными черными кругами под глазами, понял, что пришла она далеко не с мирным настроем.

– Почему тут так шумно? – сухо спросила она.

– А мы тут репетируем, – решил отшутиться я, надеясь перевести тон общения в более дружелюбный.

– Что репетируете?

– Как это что? Номер на цирковое шоу.

– Так, всё шутки шутим. План работы мне свой покажите, Владимир Васильевич.

– Какой еще план? Никто мне ничего не говорил насчет плана, что он нужен. Меня поставили временно, по замене, – начал я оправдываться.

– План всегда должен быть, когда выходите на работу с детьми, – строго заявила Л.Б.

– Да какой же тут может быть план? План один – выжить, – продолжал отшучиваться я.

– Так, что это за хамство еще? Объяснительную мне напишите, по какой причине у вас отсутствует план работы.

– Интересно, почему мне никто не объясняет, по каким причинам расформировали мою «семейку», а меня, не имеющего образования коррекционного педагога, ставят на «индивидуалку»? – я начал тоже выходить из себя.

– Это еще что такое? – стала возмущаться Л.Б., срываясь на крик, – Как ты смеешь так язвить? Лезть не в свои дела? Плана работы нет, объяснительную писать не хочешь! Так, я буду составлять выговор!

В кабинете повисла гробовая тишина. Все ребята смотрели на замолчавшую и трясущуюся от гнева замдиректора. Царивший до этого балаган успокоился и замер, как в последней немой сцене «Ревизора» Гоголя, которую через пару минут нарушил удивленный возглас Рината Каримова:

– Л.Б., ну ты че-е-е?

Часто, вспоминая этот случай, я думал, что Ринат некоторые слова произносил все-таки вполне осознанно. Просто не мог придать им более грамотную форму. А может, просто не хотел.

Я жил тогда в частном, старом и ужасно ветхом доме. Я страшно стеснялся его и, естественно, никому не сообщал, где живу и вообще редко кого-то приглашал в гости, даже из знакомых и друзей. Но разве что-то скроешь от детей?

Весеннее, воскресное, пасхальное утро. И вдруг – звонок! Выглядываю в окно – моя ватага! Все мои воспитанники из бывшей восьмой «семейки», будучи раскиданными по разным группам, решили собраться и навестить меня. И непременно на Пасху!

– Христос Воскрес, Владимир Васильевич! – хором закричали они, когда я открыл дверь.

Пока я раздавал всем поровну мелочевку, которая скопилась за год, некоторые ребята разбрелись по двору, с большим интересом рассматривая все мое скудное имущество. А перед уходом Филиппок заявил:

– Владимир Васильевич, ну и чего вы стеснялись? Все у вас тут классно!

– Да, брось, Максим! Чего тут классного? – смутился я.

– Да все! – ответил он, – Это хотя бы у вас свой дом. Уж точно лучше, чем в нашем «инкубаторе» жить!

Вскоре кто-то заболел из воспитателей и меня временно поставили на первую «семейку», которая состояла из взрослых ребят, от четырнадцати до семнадцати лет. Но каким-то образом к ним определили одного маленького мальчишку с большой отсталостью в развитии. Говорил он крайне редко, совершенно невнятно и только, когда ему срочно что-то становилось нужным или если его кто-то донимал. В остальное время он сидел молча, смотрел в окно, а то и вообще, просто в стену.

Его мама не страдала наркоманией или алкоголизмом. Это была довольно успешная на вид женщина, молодая, стройная и ухоженная. И как примерная мама она считала своим долгом каждые выходные навещать своего сына. В детском доме. А иногда она даже забирала его к себе на пару дней. Это в том случае, если ее любовник куда-то уезжал, и мальчик не мог ему надоедать своими невнятными просьбами и пристальными взглядами в стену.

Один из таких счастливых для мальчика дней выпал как раз в мою смену. Взрослые девочки, которые обычно за ним присматривали, сразу же начали помогать ему одеваться и собирать вещи в рюкзак. Молодая мама тем временем решила подойти ко мне.