Владимир Жёлтый: Записки из детского дома

Но у ребят в детском доме такой возможности практически нет! На протяжении суток они вынуждены постоянно находиться на виду. Палата на десять кроватей, стоящих друг от друга на расстоянии разломанной тумбочки, пара шкафов, с подписанными полками. В такой палате невозможно «найти себя в одиночестве», здесь постоянно кто-то рядом находится, кто-то рядом спит, кто-то на соседней кровати играет в карты, кто-то постоянно мимо проходит. В бане моются группами. В столовой едят всем «инкубатором». Спальня, игровая, туалет, школа, двор, коридоры, кабинеты – что угодно, где бы ни был ребенок, его постоянно окружают люди.

И все же, несмотря на постоянное нахождение среди людей, каждый из этих ребят выглядел по-своему одиноко. Как будто невозможность уединения во внешнем мире компенсируется внутренним одиночеством. Почти каждый из них выступает один на один с миром и как будто кричит: «Пусть здесь и сейчас я не могу быть отдельно от вас, но внутри себя – я все равно один!». И вот это «одиночество в кругу подобных» мне всегда казалось главным и каким-то неизлечимым пороком детского дома.

Не догадываясь о горе Рыжего, остальные ребята играли в прятки во дворе своего «инкубатора». Какое-то время, понаблюдав за ними, я снова собрался вернуться в спальню, чтобы проверить мальчишку, как вдруг:

– Кто мается? – услышал я задорный голос Рыжего на игровой площадке позади себя.

Как ни в чем не бывало он снова продолжил игру с остальными ребятами.

Конечно же, идеальным воспитателем я сразу не стал. В первые же мои смены был разбит стеклянный столик, сломана дверь, выбито окно, накурено в туалете. Сумасшедшая и бывавшая совершенно неадекватной Пикарева постоянно устраивала какие-то скандалы, ко всем задиралась. Галанин время от времени внезапно пропадал и так же внезапно появлялся. Золотарев без спроса, якобы незаметно убегал к матери, но к вечеру самостоятельно возвращался обратно. Филиппович то и дело ходил как оборванец. Жировов с Кожановым не пили, но как только я куда-то отлучался, курили в туалете. Один Генка Репьев исправно пил таблетки и не падал в припадке. Пока что.

Своим еще не состоявшимся педагогическим чутьем, я начинал что-то чувствовать. Что нужно что-то менять, искать какой-то подход. Но из прослушанного в пол-уха курса педагогики в колледже, в моей памяти рядом со словом «подход» смутно возникало только слово «индивидуальный». Видимо, в этом-то и есть какой-то секрет, подумал я. Действительно, как здесь мог быть общий подход? Если одному мальчишке двенадцать лет, а другому семнадцать? Если одна девочка уже интересуется мальчиками, а другая в свои пятнадцать с трудом выговаривает слова? Объединить их и занять чем-то общим никак невозможно.

До всего пришлось доходить на практике. Я начал присматриваться к каждому ребенку в отдельности, искать его особенные черты, чтобы через них найти этот самый индивидуальный подход. И вскоре понял, что все особенности практически всегда скрываются за теми же недостатками. Например, если недостатком Парамонова для меня была его взрослость, то это только потому, что я не отделял его от остальных детей. Стоило только несколько раз поговорить с ним совершенно по-свойски на привычные взрослые темы, которые и самого меня тревожили, как он начал прислушиваться ко мне и спрашивать различные советы. Недостатком Золотарева были его побеги к матери и сестре – так это потому, что он их очень любил! Стоило только несколько раз побеседовать с ним о семье, как он начал каждый раз спрашивать разрешения, чтобы их навестить. Бродяжничество Галанина и неряшливость Филипповича по сути были следствием одних и тех же черт характера – любопытства, непоседливости, веселости. Стоило дать им пару совместных заданий, как они стали друзьями «не разлей вода», и контролировать их стало намного проще.

Света Пикарева хоть и была совершенно неадекватной, сумасшедшей, нервной и вспыльчивой, в то же время она внутри, на самом деле, была очень доброй и легкоранимой. Когда мы все сидели в компьютерном классе, пока все играли в игры, она постоянно что-то печатала. Однажды она подошла ко мне и спросила:

– А можете мне распечатать письмо на листе?

– Да, конечно, – сказал я и нажал на кнопку печати.

– Ой! А что это тут два? Мне только один нужно! – почему-то засмеявшись, закричала Света.

Я подошел и посмотрел.

– Ну, все верно, ты же сама два раза скопировала одно и то же, – объяснил я ей, показывая файл.