К. А. Терина - Ыттыгыргын

Айзек снял очки с толстыми стёклами и стал их протирать огромным ярко-жёлтым платком. Лицо его при этом сделалось задумчивым и беспомощным.

– Полвека тому довелось мне, мальцом ещё, служить на Пемброкской верфи в команде ныряльщиков. Жаль, капитан, не застали вы тех времён. Заря эфирного пароходства. Всё в новинку, всюду открытия… – Айзек помолчал, глядя куда-то мимо Макинтоша. Мыслью он был далеко.

– Однажды случилось нам поднимать с изнанки смитовский «Фараон», который за год до того только был спущен в эфир. Что за пароход! Нынешним-то не чета, но по тем временам был форменный сокол. Это когда со стапелей спускали. А вернулся…

– Призраком?

Айзек кивнул. Призраками издавна звали пароходы, затонувшие в быстрых подэфирных течениях.

– Именно. Несколько месяцев на изнанке. Команда исчезла, ни капли флогистона в баках – всюду только лёд. Вообразите кусок чёрного льда размером с пароход. Мёртвый, пустой. Страшный. Я не мог отвести от него взгляда. А как поднялись в эфир – ни следа. Знаете, ведь лёд тогда таял мгновенно…

– Я знаю, Айзек.

Даже двенадцать лет назад чёрный лёд был абсолютно неустойчив в эфире. На глубине, под эфиром, он сразу себя показал, ещё во времена ван Дреббеля. Агрессивный и злой в родной стихии, лёд укутывал зазевавшиеся пароходы непроницаемым покрывалом, полз по стенам, тянул щупальца во все щели, занимал собой пространство. Медленный убийца – так звали его моряки. Но стоило подняться в эфир, лёд мгновенно таял, будто что-то не выпускало его с изнанки. Так было, пока однажды —11 февраля 1892 года – пароход «Спайси» не пришёл в порт с оледенением на киле. Оно продержалось не более получаса, прежде чем окончательно растворилось в эфире – вроде бы ерунда, аномалия. Но с каждым годом, с каждым новым пароходом, понимающимся с изнанки, лёд сохранялся в эфире всё дольше. Сейчас официальный рекорд устойчивости льда был что-то около пяти часов.

– По сотне раз за год мы проскальзываем через пасть самого дьявола. Но стоит немного задержаться, переступить невидимую границу дозволенного, и обратного пути не будет. Понимаете, куда я клоню? Онтымэ для человека – всё равно, что для парохода погружение под эфир. Одно дело пробыть на холоде несколько часов, совсем другое – жить в нём месяцами. Всякий раз боюсь, что уже не буду прежним.

– Видимо, не слишком боитесь.

Но мрачное настроение уже покинуло Айзека.

– А и на «Бриарее» беспрерывно сидеть по вашему примеру тоже никак не возможно. Да и, знаете, за врагом присмотр нужен.

Айзек достал из кармана кулёк с мятными мишками, предложил Макинтошу – тот отрицательно качнул головой.

Луораветланов доктор Айзек не любил категорически. «Попомните мои слова, – говорил он, – этот тихий омут однажды нас удивит пренеприятно».

Тихим омутом Наукан, конечно, не был. И ещё двенадцать лет назад луораветланы так удивили британцев, что большего и не требовалось. Страшная та история сразу же сделалась государственной тайной, которую Макинтош предпочёл бы никогда не знать. Но он не только знал, он сам был частью этой тайны. Единственным выжившим свидетелем «Инцидента» – таким аккуратным словом в официальных бумагах обозначали мучительную смерть пассажиров и команды парохода «Клио».

Раздался звонкий шум шагов – по телескопическому трапу спешил старший помощник Джим Кошки, прибывший на умаяке вместе с пассажирами. Когда он предусмотрительно по широкой дуге обогнул Цезаря, тот утробно заворчал – издавна пёс испытывал к старшему помощнику сложные чувства.

Кошки был невысок ростом, лыс головой, веснушчат лицом и руками. Обыкновенно хмурый и замкнутый в себе, после визитов в Науканский порт он делался суетлив и разговорчив: луораветланский отвар специфически действовал на организм старшего помощника.

– Прибыли-с, – доложил Кошки.

Капитан холодно кивнул. В нынешнем своём болезненном состоянии он воспринимал суетливого Кошки как назойливое насекомое, от которого хотелось избавиться решительно и бесповоротно. Макинтош в очередной раз подумал, что Кошки, верно, ухитряется тайком курить лёд. Больше и некому курить лёд на борту «Бриарея», кроме Кошки. Но поймать его за руку не удавалось.

– Сейчас в порту уморительное действо наблюдал, – интимно зашептал Кошки. – Канис наш, представьте, луораветланского детёныша выгуливал. Икскурсия! Детёныш обо всякой вещи подробно интересуется, всюду нос свой любопытный суёт, а Канис следом ходит, смотрит выхухолью, только что не рычит.