Ольга Трунова - Тайна зеленой таблички. Исторический детектив

Царь был умным человеком и понимал: что бы ни случилось – главный секрет хаттов надлежало сохранить. Поэтому после получения тревожных известий из Калама во дворец был вызван главный медник Хапсвэ, со слов которого Гисахис записал последовательность процесса выплавки хафальки. Потом он выучил этот текст наизусть и сейчас автоматически выводил знакомые знаки, в то время как мысли его витали далеко. Он думал об Алаксанду, его бесхитростной любви к Зинар и о своем мучительном чувстве к недосягаемой для него Кутти.

Хотя заученные слова уже закончились, рука его машинально продолжала писать: «Так поет певец из страны Хатти: что же вы наделали, о боги? В стране Хатти я умираю от любви к прекрасной царевне…»

«…В стране Хатти я умираю от любви к прекрасной царевне: что же вы наделали, о боги!» – следователь по особо важным делам майор Костин перевел взгляд с левой стороны листа со странными стихами на правую, на которой была фотография оригинала – глиняной таблички с этим текстом, написанным, если верить словам сидящего перед ним человека, в третьем тысячелетии до нашей эры.

Затем он поднял глаза на посетителя, который вот уже полчаса никак не мог закончить рассказ об обнаружении кражи в археологическом музее, постоянно сбиваясь на экскурсы в историю древнего мира. Впрочем, основные факты он уже знал из доклада выезжавшей на место оперативной бригады. Вчера, в понедельник, пришедшие после выходных на работу сотрудники музея обнаружили в зале номер три, что в одной из витрин вырезано стекло и исчез экспонат под инвентарным номером 255 – глиняная табличка, датируемая предположительно концом третьего тысячелетия до нашей эры, – одна из трех, найденных при раскопках Делермесского могильника.

Старший научный сотрудник музея Сергей Лыков тем временем продолжал свою эмоциональную речь:

– Эти три таблички, хранящиеся в нашем музее, совершенно уникальны. Установлено, что они написаны на том же языке, что и тексты, обнаруженные при раскопках Богазкея на территории Анатолии экспедицией Немецкого научного общества еще в 1906 году. Тогда был найден царский архив Хеттского царства почти из десяти тысяч клинописных табличек. Но в отличие от богазкейских табличек, в которых текст на хаттском языке встречается только небольшими вкраплениями в хеттских текстах более позднего периода – не ранее второго тысячелетия до нашей эры, таблички из нашего музея полностью хаттские, то есть созданы еще до прихода в Малую Азию индоевропейцев. Тогда эти земли населял народ, называвший себя хатти. Ученым известно о хаттах крайне мало, их язык почти не поддается дешифровке. Текст на табличках из нашего музея тоже, к сожалению, прочесть пока не удалось. С относительной степенью достоверности можно понять лишь его окончание, а из основного текста дешифрована только первая строка: «Для получения железа надо взять…» И то потому, что именно из хаттского название железа перешло в другие языки, в том числе славянские…

– И кому, по вашему мнению, мог понадобиться этот… экспонат? – едва удержавшись, чтобы не сказать «хлам», – нетерпеливо спросил следователь, прерывая излияния историка.

– Я же вам рассказываю, это очень ценный документ…

– Во сколько он может быть оценен на рынке?

– Его ценность не измеряется деньгами, это редчайшее свидетельство о культуре древней эпохи…

– Да-да, я понял, – поспешно сказал майор, опасаясь, что собеседника опять понесет. – Но все же? Преступники несомненно собираются свою добычу продать. На какую сумму они могут рассчитывать?

– Даже не представляю… думаю, не меньше миллиона долларов…

Костин скептически взглянул на сидящего напротив высокого худощавого мужчину примерно сорокалетнего возраста, растерянно смотревшего на него голубыми близорукими глазами из-за стекол немодных дешевых очков. Взлохмаченная шевелюра начинающих седеть волос и небрежно задранный воротничок клетчатой рубашки свидетельствовали либо о сильной взволнованности, либо о полной невнимательности к своей внешности.

«А скорее всего и то и другое, – подумал майор с раздражением. – Типичный ученый сухарь, не видящий ничего кроме своих земляных дощечек. Да и те сберечь не смогли. А мне теперь лишний висяк».

В том, что это «висяк», он нисколько не сомневался. Повреждений наружных дверей и окон не обнаружено, и, хотя дверь в зал, похоже, открывали отмычкой (замок изнутри весь исцарапан) и стекло витрины небрежно вырезано стеклорезом, однако сигнализация при этом не сработала, что ясно указывает на участие кого-то из работающих в музее. Если не в качестве вора, то по крайней мере сообщника. Дальнейшая схема тоже не вызывала сомнений. Работали «на заказ», крали, скорее всего, в ночь на субботу, а за два выходных дня товар, вполне вероятно, успел покинуть территорию России. Такую вещь ничего не стоит вывезти даже самолетом: на глину металлоискатель не сработает и просвечивание чемодана на таможенном контроле ничего подозрительного не покажет. Если только чудо – таможенник попросит открыть сумку, усомнившись в чем-то другом. Но на чудеса следователь Александр Костин давно не рассчитывал. Хотя, как полагалось, сразу же после известия о краже ориентировка и таможенникам, и пограничникам была направлена. И все же мнение об этом деле он уже составил, и оно не давало оснований надеяться на успешность поисков.