Ирина Селивёрстова: Нить жизни. Роман

Подходя с волнением к красному кирпичному зданию, я вдруг ощутила страх и у меня промелькнула мысль, что клетка в табличке, висевшей на стене возле входа в отделение, напротив фамилии моего сына, в которой указывается вес ребенка на сегодняшний день, может оказаться пустой. Я шла и смотрела себе под ноги, на узкую асфальтовую дорожку, и молила Бога, чтобы в клетке стояли цифры. Подойдя к тяжелой дубовой двери, я с усилием ее открыла и поднялась по лестнице. Клетка в таблице не была пустой, но цифры, стоящие в ней, показывали, что вес Саши уменьшился. Я нажала на звонок, и ко мне вышла та же медсестра, что и накануне, взяла бутылочку с молоком. На мой вопрос о ребенке строго ответила, что обо всем мне расскажет врач – Юрий Иванович, но это произойдет не раньше, чем во вторник, потому что этот день отведен для встреч с родителями.

Во вторник? А сегодня только четверг! – на мой вопрос уже некому было ответить, потому что дверь закрылась. Я побрела вниз по лестнице, опять по той же дорожке между деревьями и кустами, потом по улице к метро. Надо было ехать на занятия в институт – я и так их много пропустила.

Ребята и девушки из моей группы, конечно, были в курсе ситуации с ребенком и вели себя по отношению ко мне тактично и настолько доброжелательно, что это трогало меня до глубины души. Они не расспрашивали меня о подробностях, считая, что я сама расскажу, когда малышу станет лучше, я была им очень благодарна за это. Институт своей энергетикой успокаивал меня, укреплял надежду на то, что с моим ребенком все будет хорошо. Видимо, так было потому, что в витавшей здесь атмосфере молодости и самых радужных надежд на будущее, горе и уныние не имели права на существование.

Как только я пришла домой, моя уверенность начала убывать. Александр играл с Анютой в большой комнате, точнее, шумно возился под звуки мультфильмов. Меня он встретил в прихожей, помог снять пальто и опять ушел к Анюте, сочтя лишь ему одному доступным образом, что сейчас не следует со мной общаться. Мне нигде раньше не было так одиноко, я сидела в бабушкиной маленькой комнате и беззвучно плакала под веселую музыку, доносившуюся из-за стены. Ночью я никак не могла уснуть, все лежала и думала о своем мальчике, вновь снимала с себя горящий кокон и вела его взглядом по улицам спящего города туда, к красному кирпичному зданию, где находился мой сын. А рядом спокойно и размеренно дышал во сне мой муж.

Утром я поехала отвозить молоко, цифры в клетке таблицы были прежними, затем отправилась на занятия, и так повторялось каждый день, пока, наконец, не наступил вторник.

Перед дверью отделения патологии новорожденных собрались родители, ждали десяти часов – в это время сюда выходили врачи. Из разговора с другими мамами я узнала, что Юрия Ивановича считают одним из лучших врачей в клинике и что он совсем не так молод, как мне показалось – ему тридцать четыре года. Вскоре вышел и он сам. Я осторожно разглядывала его, пока он разговаривал с мужчиной в военной форме – отцом одного из малышей. Юрий имел запоминающуюся внешность – рост около метра девяноста сантиметров, хорошо сложенная фигура, по которой было видно, что он занимается спортом, лицо мужественное, с ямкой на подбородке, с темными карими глазами и достаточно тонким и чувственным ртом. Волосы у него были темными, под цвет глаз. Я бы не смогла точно сказать, почему именно, но мое восприятие этого человека было крайне небезразличным. То ли я от него сильно зависела, так как в его руках была жизнь моего ребенка, а значит, и моя судьба, то ли он мне нравился как мужчина.

Вскоре Юрий Иванович подошел ко мне и Александру и начал медленно рассказывать о тяжелом состоянии нашего сына. Было видно, что ему непросто давалось это произносить. Я смотрела ему в глаза, пытаясь увидеть в них ответ на самый главный вопрос – выживет ли Саша? Юрий Иванович отводил свои темные глаза немного в сторону, видимо, не испытывая удовольствия от моего пристального взгляда. Черты его лица сейчас были резковатыми, типично мужскими, той беззаботности, которую я увидела в прошлый раз, не было в помине. Я разглядывала его руки и весь облик, пока не пришла к ощущению, что доверяю ему, что этот немногословный человек, пожалуй, действительно сделает все возможное для моего сына и сам верит в то, что ребенок должен выжить. Юрий Иванович разрешил мне каждое утро приходить в отделение, чтобы сцеживать молоко здесь на детской кухне, в этом случае оно не потребует стерилизации и будет действовать на ребенка в качестве лекарства. Эта новость очень меня обрадовала, и в более просветленном состоянии я поехала вместе с Александром на занятия в институт.