Но в жизни – я их решил помирить.
Гуревич всё это утвердил по телефону.
*
Я не помнил советского документального фильма,
где героиня переодевалась бы в кадре.
И я, как лис за курицей, ходил за Лилей и всё думал – как бы так её уболтать.
И неожиданно – получилось.
Эпизод вышел целомудренный – она сняла с себя спортивный костюм, осталась в белых трусиках и бюстгальтере, одела джинсы, свитер
и вышла с тортом из дома.
Я понимал – этот эпизод вызовет скандал, но мне очень хотелось это снять.
В паузе Гуревича в телефоне, слышал, как он морщится.
*
Второй эпизод, который должен вызвать скандал,
я снял специально для отвлекающих целей —
это был какой-то митинг, где страшно полоскали КПСС.
*
И третий эпизод, который я снял ещё в Ленинграде, про запас – в крематории горел человек.
Снимать это запрещено, но я просочился.
Разумеется, стоял малюсенький кусочек,
замедленно доведенный до, как мне казалось, образа.
*
Гуревич обещал прилететь в Новосибирск, но не смог
и в Москву я привёз уже готовый фильм.
*
И, конечно, я сначала показал его на Курсах Гуревичу.
Сразу после он утащил меня в какую-то аудиторию, закрыл дверь и обнял.
А что мне ещё было нужно?
Но сделал три поправки…
*
По поводу переодевания героини:
– Если спал с ней – выкинь. Дешёвка… И вообще – это не метод. – Я не спал с ней
Как он обрадовался!
*
А ведь я мог и обмануть.
А он мне поверил.
А он был очень недоверчив.
Он был мнителен.
Как человек, которого много обманывали.
И я его не обманывал. Я не помню, чтобы я его обманывал.
И с какого-то момента я понял, что и он никогда не врёт мне.
И как было просто.
*
По поводу горящего человека в финале:
– Символятина. Опять за своё. Не трогай ты смерть. Когда-нибудь ты поймешь – нельзя, нельзя этого делать. Взял – и в самом конце хороший фильм обосрал.
*
Реакция на митинг был такая:
– Ты что – дурак?
– Скажут – убери, я и уберу
– Соображаешь… Но – переборщил. Можешь и сильно разозлить. Ещё пару лет назад за это можно было сесть… дави на то, что это не ты сказал – это народ говорит. Дух времени и всё такое… если тебе интересно моё мнение – слабоватый эпизод. Прямолинейный. В лоб кувалдой. Это текст листовки. А листовки пишут демагоги. Сверху хорошая картинка, ничего фонограммка. Но не пахнет он кино.
Он был очень точен в оценке фильмов.
Это был не профессионал. Это был профессионалище.
*
Но его отношение ко мне изменилось —
оно стало теплее и доверительнее.
Он стал делиться со мной личным.
Казалось – Леня, говорун, душа нараспашку – он был очень скрытным.
Как человек, которого много били.
*
И пошёл я сдавать свой первый фильм…
*
Сейчас этого уже никто и не поймёт.
Госкино было два – РСФСР и СССР.
Фильм сначала надо было сдавать в первом, потом во втором.
*
Надев костюм и галстук, и взяв яуф – жестяное ведро с крышкой, в котором лежал мой детёныш, которого я вынашивал пять месяцев, я приехал в Госкино РСФСР.
Начальником тогда был Проценко Александр Иванович —
по уровню – министр.
– Только на афишируй Проценке, что у меня учишься, – предупредил Гуревич, – Он меня сильно не любит.
*
Но с собой я взял, кроме яуфа, ещё и свою подружку —
рослую, красивую девушку с длинными ногами,
попросив одеть юбку покороче.
А, может, она и сама одела.
*
Это было нервно, долго, нудно – наконец просмотр.
– А это кто? – спросил Проценко про девушку
– Подружка моя, – нагло ответил я.
Наглость моя Проценке понравилась. Подружка больше.
*
Фильм кончился.
Обычно – говорили редактора, главный редактор. Последним министр.
Это и был приговор.
– А что – хороший фильм, – удивлённо сказал Проценко, нарушив все регламенты.
Редакторы сразу закивали.
– Пошли ко мне, – сказал Проценко и мы пошли в его кабинет.
Вместе с моей подружкой.
Наглость моя Проценке понравилась. Подружка – ещё больше.
*
Я должен был сдать фильм любой ценой.
Иначе – горел квартальный план студии, премии и пр.
Кто из редакторов подал голос про «голую бабу в кадре».
У Проценки было хорошее настроение:
– Никакая она не голая, – возразил Проценко, – Трусы, лифчик – всё так… деликатно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу