Борис Давыдов - Обочина

Родительская деревня находилась в двадцати километрах от областного центра, и в половине шестого молодые уже шли по тихой зелёной улице небольшой деревеньки.

– А вот и моя родина, – улыбнулся Михаил, останавливаясь у деревянного дома.

Домик был невелик, но наряден: снаружи обит узкими дощечками «ёлочкой», окрашенными в синий цвет, на окнах белые узорчатые наличники, резное крыльцо, открытая веранда.

– Мой отец был мастером на все руки, – с грустью произнёс Михаил, заметив, что Алла любуется домом. – Три года назад его насмерть сбил грузовик, когда он на остановке вышел из автобуса и начал переходить дорогу.

– Жалко твоего отца… Миш, а что это за глиняная избушка? – Алла показала глазами на невысокое сооружение напротив дома.

– Это мазанка, – улыбнулся Михаил, – в ней мы с тобой будем ночевать.

– А почему она так называется?

Добродушно усмехнувшись, Михаил пояснил:

– Мазанка происходит от слова «мазать». Эта глиняная избушка, как ты её назвала, сделана из соломы замешанной на глине, а затем глиняным раствором обмазана снаружи и изнутри.

– А там две кровати? – поинтересовалась Алла.

– А мы с тобой разве на одной не уместимся?

– Как?!.. Не-ет, – покачала она головой, – я не согласна.

– Алёнушка, – мягко произнёс Михаил, – считай, что мы с тобой уже муж и жена. Вернёмся в город и сразу подадим заявление в ЗАГС. Или ты не веришь мне?

– Почему же, верю, но всё равно…

– Алёнушка, если бы я хотел тебя обесчестить, то давно бы это сделал. – Помолчав, Михаил улыбнулся и сказал: – Алёна, о чём мы с тобой спорим? Будешь на диване в доме спать. Договорились?

– Договорились, – кивнула она.

– Отлично! А теперь пошли к моей матери, она наверняка в огороде…

Через двор, в котором одиноко хрюкал поросёнок, они вышли в огород. Мать Михаила окучивала картошку.

– Мама, – негромко произнёс Михаил.

Сухонькая женщина с седыми прядями в чёрных волосах вскинула голову.

– Мишутка! – Бросив тяпку, она поспешила к сыну. Расцеловались.

– Мам, эта красивая девушка по имени Алёна, моя невеста, – представил Аллу Михаил.

Женщина окинула её пытливым взглядом:

– Какая у тебя белая невеста, и лицом, и волосами. Ты чёрный, как головешка, а она белая. Хорошо смотритесь. А меня, Алёна, зови, как тебе легче: хошь, тётя Катя, хошь, Екатерина Ивановна.

– Очень приятно, – наклонила голову девушка. – Буду называть вас тётя Катя.

Путь в жилую комнату вёл через кухню. В правом углу стояла русская печь, которую Алла лишь в кино видела, у окна – небольшой стол с двумя табуретами, навесной шкаф, а сразу у входной двери, по правой стороне – рукомойник. Кухню и вторую половину дома разделяла перегородка из досок, окрашенных белой краской, дверной проём был занавешен шторой из грубого, тёмного полотна.

– Мишутка, – сказала мать, – проходи в переднюю с невестой, а я пока обедом займусь.

– Спасибо, мам, – улыбнулся Михаил. – Сегодня, так уж и быть, я буду у тебя на правах гостя. А завтра приступлю к обязанностям сына.

Он поставил на пол «дипломат» и прошёл с Аллой во вторую половину дома. Справа, у глухой стены, стояла кровать с высоким матрацем, белым кружевным покрывалом и тремя большими подушками, положенными одна на одну. Слева, вдоль перегородки, стоял диван, рядом с ним – шкаф для белья. В левом углу – телевизор, в правом, на двух полочках – иконы, лампадка, свечи… Посреди комнаты стоял стол с четырьмя стульями. «Чистенько и уютно, – подумала Алла, – и ничего лишнего». Повесив свою сумочку на спинку стула, она села на диван рядом с Михаилом.

– Алёна, садись на колени ко мне, – тихо попросил он, прижимая к себе девушку.

– Ты что? – испуганно прошептала она. – Вдруг твоя мать в комнату войдёт? Нет уж, давай сидеть порознь. – Увидев на стене увеличенную фотографию в рамке, спросила: – Миш, это твои родители?

– Да, родители, – вздохнул он. – Красивые, правда?

– Красивые. А ты, кажется, на отца больше похож.

– Ты права… – Михаил хотел ещё что-то сказать, но в этот момент из кухни его позвала мать:

– Мишутка, иди за грибочками слазь в подпол. Заодно и варенья прихвати, какое понравится.

Оставшись одна, Алла подумала: «Миша говорил, что его матери пятьдесят два года, а на вид ей дашь больше шестидесяти. Наверное, тяжело ей одной. А может, после смерти мужа постарела. Но бодрая, подвижная. Хотя будешь подвижной, работая почтальоном на три деревни. А это, как говорил Миша, надо не меньше десяти километров отшагать. И так почти каждый день. Причём и в дождь, а зимой в пургу, в морозы. Да, не позавидуешь. С другой стороны, в совхозе, наверное, ещё тяжелее работать. А ведь и там работают женщины». Вскоре появилась Екатерина Ивановна.