Джин Га́рду - Ночной бродяга. Часть первая

Тогда я закончил шить куклу. Не первую и не последнюю, но не хочу говорить – очередную. Род этих взаимоотношений можно было назвать «полузабытый роман»: меньше патетики, больше чувственности (еще одно пошлое словечко). Хотя в действительности лучший эпитет – убийство. Убийство прошлого… Мой странный способ прощаться. Кто-то рыдает на плече, кто-то пишет письма, кто-то оскверняет любовь дружбой, ну а я шью куклы и оставляю их у двери в знак расставания.

Окно выходило в крытый колодцеобразный дворик, какие бывают в Лондоне, в Львове или в Праге. Казалось, будто окно – это дверь лифта, медленно ползущего, чуть-чуть, и еще немного, но неизменно вниз, и я вот-вот поравняюсь взглядом, бездумно устремленным в красный мерцающий огонек сигнализации, с ночным бродягой у моего парадного. Но этот «лифт» недвижен, а потому я застыл посреди. Луна сверлит макушку, ноги топчут пол, взгляд прикован к синему огоньку, а бродяга продолжает путь и покидает дворик. Домохозяйки называют это релаксацией. Ну а мне всего-то нравится красный и синий цвет огоньков от сигнализации в колодцеобразном дворике.

Мой читатель, я расскажу обо всем случившемся оттуда – из Мира релаксации – в спокойной манере, потому что больше не осталось поводов для волнения.

Я был безмятежен и решителен: наступил тот самый день. Кукла завершена, а значит, пришло время прощаться с подругой сердца, подругой детства, подругой в постели, подругой жизни или дамой сердца, если угодно. Рока решил подарить куклу Клем и потому закрыл свой трейлер на неопределенный срок, чтобы не отвлекаться на работу. Так и написал на двери: «Прошу простить, временно не работаю – занят очень важным делом!» Но отвлекло меня другое: тем утром в дверь постучали. Я ударил со своей стороны, выбивая ритм утренней пульсации в висках, и в ответ опять послышался нетерпеливый звонкий стук. Я открыл.

Глуповатая улыбка обнажила 25 – 26 – 27 – 28 – 29 – 30 – 31 – 32 – ровно 32! – белоснежных, коммерчески убедительных зуба.

– Мы собираем денежки! – она говорит с улыбкой.

– И зовут тебя… Мне Нужны Денежки, – отвечаю.

– Должно быть, это остроумно… – она замешкалась. – Но верно – меня зовут Клаудия.

Это имя кажется чересчур мелодичным для человеческого слуха. Не так ли? Как можно так обозвать свою принцессу? Ирония в ее словах… ах, эта ирония в словах… не могу сказать, что ее слова, интонация, улыбка были вестниками скорых перемен, отнюдь, этот визит не сказал мне ровным счетом ничего. Уже очень давно я не говорил с людьми. Однако в тот день все должно было перемениться, ведь Рока, спустя два года, решился подарить куклу Клем.

– Я собираю денежки в помощь казино, – она продолжает.

– Да, да, конечно, – отвлеченно киваю.

– У нас там можно выиграть шляпку. Мы на шляпки играем!

– Ну как же иначе, – улыбаюсь.

– Владелец казино Эдван Дедье, очень беспокойный тип. Мы его называем Ошпаренный. Мы в казино живем. Много людей там живет. Мы не хотим играть на деньги – мы играем на шляпки!

На устах пляшет слово «проза». Что за черт!

– Ага, я все понял: денежки – шляпки – казино – люди. Все понятно, конечно.

– Вот ты придешь в казино и сможешь выиграть! Многие выигрывали. Придешь и поставишь самое ценное в своей жизни. Придешь и выиграешь шляпку. Я эти шляпки шью для тех, кто выиграл. Всем нравятся мои шляпки!

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

– Мне нужны денежки! Я хочу шить шляпки. Денежки пойдут на шляпки.

Проза, проза, проза… Мир прозы, как-то так…

– Идем в казино. Бери денежки, и идем в казино! – сверлит своим писклявым голоском, причиняя невыносимую боль.

– Да конечно, конечно.

Побойся бога, Клаудия! На дворе сказочный рассвет! К чему этот визг?!

Я опустил взгляд на ее ножки. Клаудия, хочу заметить, у тебя потрясающий зад! И пока я рассматривал ее фигуру, в памяти всплыли стройные ножки учительницы английского языка, доводящие меня до неистовства в старших классах. Эти ножки дали Рокамадуру представление об «истинной красоте». Теперь картины Тулуз-Лотрека 2 2 Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа (1864—1901) – французский художник-постимпрессионист из графского рода Тулуз-Лотреков, мастер графики и рекламного плаката. – это ножки англичанки, сонеты Данте – это ножки англичанки, короче, вся красота мира – это ножки англичанки. Но только той – молоденькой англичанки, а не той, которую я встретил недавно в таксопарке, эта больше смахивала на поношенную обувь молодой. Глядя, как угасла ее красота, мне захотелось навсегда проститься с образом этой старухи и встречаться с ней, молоденькой, только в памяти. Я сшил ей куклу и передал ее через таксиста, который по вторникам и субботам подвозил старуху к дочке, живущей в пяти кварталах от таксопарка. У дочки тоже стройные ножки! Жить без этой красоты невозможно! Мы с моим Другом часто любовались ножками англичанки даже тогда, когда я жил с Клем в Белой комнате. Это он, Друг, научил меня сарказму в том виде, в котором его запоминают люди на операционном столе перед уколом.