Александр Онищенко - Маленькие актеры

Вернувшись домой, я чувствовал себя как будто сидящим на иголках. Мне не терпелось поговорить с родителями о предстоящей работе. Я понятия не имел, как они прореагируют на такое предложение, и от этой неизвестности дергался еще больше. Особенно меня волновал разговор с отцом: все-таки он был главой семьи, и от его решения зависело, буду я работать в цирке или нет. Отец был… как бы это сказать… непредсказуем. Он не был плохим или злым, просто его реакцию в той или иной ситуации было практически невозможно предсказать. Вот это меня и беспокоило.

Вечером, когда все мы сели ужинать, я раз или два уже почти решался заговорить на эту тему, но что-то каждый раз меня останавливало. Наконец, мое взвинченное состояние было замечено, и отец спросил:

– Джерри, ты какой-то сам не свой сегодня. Что-то случилось?

– Да, – честно сказал я. – Случилось.

– В чем дело, сынок? – мама старалась этого не показывать, но голос выдавал, что она не на шутку взволнована. – У тебя проблемы?

– Нет, мам, у меня все нормально, – поспешил я ее успокоить, – Просто… – я решил не ходить вокруг да около. Расскажу как есть, а там уж будь что будет. – В-общем, мне предложили работу. И я хотел бы знать ваше мнение.

Мама аж рот открыла от удивления, а отец, явно заинтересованный, отложил вилку, которой до этого гонял оставшиеся на тарелке макароны с подливой.

– Работу?! – уточнил он. – Где?

Я вкратце, не вдаваясь в лишние подробности, поведал о событиях сегодняшнего дня. Как бродил возле цирка, как познакомился с работающим там стариком и как, в конце концов, он предложил мне там подработать.

– Вот как-то так, – закончил я свое устное повествование. – Что скажете?

На некоторое время воцарилась тишина. Если не сказать – гробовое молчание. Родители переваривали полученную информацию. Казалось, я слышу, как шумят шестеренки в их головах. А сам я чувствовал себя как подсудимый в ожидании вердикта судья – виновен или нет. Первой прервала молчание мама.

– Джерри, я не думаю, что это хорошая идея. Ты еще слишком молод, чтобы работать. Тебе надо учиться, получить профессию.

Цветы в моем “Саду оптимизма” начали резко увядать от этих ее слов, словно от внезапной засухи или стужи, нагрянувшей нежданно-негаданно. К счастью, это длилось недолго – на сцену вступил отец со своим веским словом.

– А почему нет?! Сын у нас ДОСТАТОЧНО взрослый. Здоровье, не обиженный, голова, слава богу, тоже варит. И получше, чем у многих! Так что я не против, чтобы он пошел работать. Тем более если сами предложили.

– Спасибо, отец… – начал я, растроганный его словами, но он поднял ладонь, останавливая поток благодарностей, который я готов был на него вылить.

– Подожди, я еще не закончил, – он секунду помолчал. Потом отодвинул от себя почти пустую тарелку с остатками ужина и положив руки на стол, сцепил пальцы рук. – Я не против, чтобы ты работал, но прежде тебе нужно больше узнать подробнее об этой работе. Что нужно будет делать, сколько будут платить… понимаешь? Чтобы не нарваться на каких-нибудь мошенников. А то сам знаешь – жулья всякого всегда хватало, а сейчас и того больше развелось. Будешь пахать на них как проклятый, а потом не заплатят. Понимаешь?

Я кивнул.

– Конечно. Я понимаю. Конечно, я все разузнаю. – Я был так рад разрешению отца, что готов был согласиться на любые условия, которые он выдвинет. Тем более, что в данном случае советы данные им были вполне разумны и уместны.

Маме ничего не оставалось – только согласиться. Она подняла руки ладонями вперед, как жест капитуляции.

– Ну, если так, тогда я сдаюсь. Пусть поступает, как считает нужным.

На этом семейный совет был завершен. Дальнейшие разговоры за чаем с печеньем были уже на простые домашние темы. Я понимал, что мама еще не совсем согласилась на то, чтобы я устраивался на работу, да еще в бродячий цирк, но это не потому что это было плохой идеей. Просто она беспокоилась. Таковы все матери: даже если тебе сорок лет, они все равно будут тебе напоминать чтобы ты надел теплые носки в холодную погоду и плотнее намотал шарф на шею. По крайней мере, за свою маму – ручаюсь. А мне в то время до семнадцатилетия оставалось еще несколько месяцев, так чему удивляться, что она волновалась.

На следующий день я отправился на “цирковое поле”, как я его про себя называл. Потребовалось некоторое время на то, чтобы найти Старого Билла. Он, как и при нашей первой встрече, был со своей метлой – наводил порядок в фургоне, в котором перевозили лошадей, судя по запаху и обилию дерьма. Увидев меня, он расплылся в улыбке.