А свои успехи у противоположного пола надо не замечать и не ценить. Это как хорошая погода.
Пока происходили эти события, мне внезапно, к моему большому счастью, исполнилось девять лет. Не нужно объяснять, что я немедленно и безумно влюбился в двенадцатилетнюю Потокину.
После стриженой китайской подпольщицы, которую я любил в восемь лет, это было сдачей позиций. Но я уже знал из рассказов пацанов, что женщины живут совсем не так, как их показывают в кино. Например, биологичка Новикова часто приходит на уроки с фингалом: так ее любит муж-бульдозерист.
Мне показалось странным, что от любви получаются фингалы, но я не стал расспрашивать старших пацанов, а нашел на папиной этажерке книгу Декамерон и углубился в чтение.
Многие места были непонятны. В частности, о поцелуях. Там говорилось, что от них кружится голова и дамы падают в обморок. Меня по нескольку раз в день целовала бабушка в Иркутске на каникулах, и мама не пропускала, чтобы не чмокнуть, но я не то что обморока – кроме щекотки ничего не чувствовал.
Потом: то, что они друг с другом делали. Я долго размышлял, представлял, анализировал. Но ничего не выходило. Не хватало какого-то важного человеческого органа. Во всяком случае у меня не было такого, чтобы женщины от этого рыдали и стонали.
Можно, конечно, заломить руку, но вряд ли им это понравится.
Я мог поспрашивать у одноклассника Белоусова, который часто рассказывал истории о соседках по бараку. Но, повторяю, мне не о чем было говорить с мужской половиной. И нельзя было никого расспрашивать. Я сам должен был знать всё.
А Потокина, пришло мне в голову, она знает о женщинах? Надо будет рассказать ей Декамерон. И косвенным способом прояснить неизвестные мне детали.
После первого урока я подошел к шестому классу. На меня уставились все девчонки без исключения.
– Лера, можно тебя на минутку? – сказал я, поприветствовав шестиклассниц жестом китайских добровольцев.
Потокина вспыхнула от радости и отошла со мной к окну, за фикус.
– Я тут прочел интересную книжку, – начал я, – называется Декамерон. Не читала?
– Нет, – испуганно сказала она.
– Ничего, я тебе ее расскажу.
– Ой, а когда?
– У тебя мама когда с работы приходит?
(Мама Потокиной работала в продснабе, а папы не было).
– В шесть.
– Значит, я после школы зайду домой, а потом приду к тебе.
– Ладно! – сказала она радостно.
– Только ты никуда не уходи.
– Ждать буду! – сообщила Потокина громко, высунувшись из-за фикуса к своим.
У них было всё на гвоздях. Висели плечики с платьями на газетах, чтобы не пачкались об известку, висел круглый картонный репродуктор на белом от известки гвозде, висели фотографии под стеклом, где Потокина была еще не красавица, удивленная и голопупая.
– Так, – сказал я. – Чаишко у тебя не найдется? Поставь, а я пока начну тебе рассказывать о Рустико и Алибек. Если что-то непонятное встретится, ты не стесняйся, спрашивай…
Что-то в моем рассказе показалось Потокиной удивительным. Она покраснела.
– И так понравилось Алибек загонять дьявола в ад, что Рустико похудел и от усталости не мог больше этого делать. И очень обрадовался, когда за Алибек приехали родственники… Всё понятно? – спросил я.
– Да… – ответила она сдавленным голосом.
– Интересно, – сказал я без всякого любопытства, – и ты знаешь, где этот ад?
– Ну… – сказала Потокина и отвернулась. – Здесь…
– Где? – продолжал настаивать я.
– Ой, да это еще в садике… – раздраженно начала Потокина и ткнула рукой вниз: – Здесь.
Мне стоило усилий не показать свое удивление и спросить, как о чем-то несущественном:
– А дьявол, выходит?..
– Там! – развеселилась Потокина, покончив со своей половиной задачи и направила палец мне в штаны. Я поёжился.
– Здорово вас учат в садике, – сказал я как ни в чем не бывало. – Теперь я расскажу о дочери султана, тебе интересно?
– Еще бы! – воскликнула Потокина. – Ты меня просто удивляешь!
– Чем?
– Тем, что ты такой маленький, а ужасно умный!
– А ты уже целовалась по-настоящему? – задал я самый главный вопрос, потому что ее ответы про дьявола и ад посчитал шуткой.
– Нет, я только слышала.
– Я тоже.
Мы замолчали.
– Хочешь попробовать? – не вытерпела она.
– Давай, – сказал я, но не пошевелился.
Она приблизила ко мне свои серые испуганные глаза и коснулась своими губами моего рта. Ничего особенного, одна щекотка.
Читать дальше