Александр Образцов - Способы обольщения женщин (сборник)

Глаза их встретились.

Он сказал: «Извините…»

И ослеп.

Поэтому весь день он двигался ощупью в темном, как чулан, мире. Вместо людей были медузоподобные тени, дома странно рушились в небо, в ушах не смолкала какафония слов и скрежета земной оси.

Мир рушился на него до понедельника.

Она снова сидела на заднем сидении, видимо, ездила от кольца. Он не знал, где, как и когда извиниться за пятницу и ненавидел свое лицо. Ему казалось, что он урод, и с ним не то, что разговаривать, а и смотреть на него противно. Так он возбуждал себя и смотрел на нее вскользь, чтобы она не заметила его уродливого лица и нахального взгляда. Короче, чтобы ей не было противно посмотреть на него даже мельком.

Но ее лицо тянуло его, как магнит, и он молил Бога, чтобы она не заметила его взгляда.

На четвертой остановке она его заметила и улыбнулась. В ее взгляде было удивление, она была даже польщена тем, что на нее так робко смотрят.

Но он увидел вместо этого то, что думал увидеть. Он увидел, что она все помнит и не простит ему никогда.

На пятой остановке он немного тронулся рассудком и соскочил за ней следом.

«Что я делаю?» – с ужасом подумал он, но его тело двинулось за нею, а его отвратительный дрожащий голос произнес:

– Вы очень сердитесь на меня за то ?

Она оглянулась и остановилась от удивления:

– За что – за то ?

– В пятницу я нечаянно толкнул вас, – сказал он, отводя глаза, и еще раз подумал: «Что я говорю?!»

– В пя-ятницу? – переспросила она и засмеялась.

Она смеялась, как смеются ангелы, нет, ангелицы, высокопарно подумал он и продолжал:

– Мне казалось, что вы до сих пор меня… ненавидите…

– Ва-ас? – снова протянула она.

Лицо у нее было такое слепящее, что у него начали слезиться глаза.

Он не мог долго смотреть на нее, а только взглядывал.

– Почему это я должна вас ненавидеть? Я, может быть, даже люблю вас за это сумасшествие, если только оно не подстроено.

И она нахмурилась.

Он посмотрел в эти нахмуренные глаза и, когда смысл ее слов проник туда, где только что звучало «что я говорю?!», то он заглушил вопрос, как крик глушит шепот и под лопатками начало биться что-то горячее. И он понял, что это крылья.

Когда мне было восемь лет, я влюбился в китаянку.

Это случилось в кино. Я, как всякий второклассник, взял билет за пять копеек и улегся на пол перед первым рядом. Надо мною на уходящем ввысь экране начала разыгрываться потрясшая меня история девушки. Она столько всего испытала, бедняжка, от японцев и своих предателей, что к концу фильма стала совершенно седой.

Мой друг, первоклассник Саловаткин Витя, лежал с ангиной. Я пришел в гости и в лицах, завывая и дрожа голосом, начал рассказывать китайский фильм.

Мама Саловаткина была председателем родительского комитета. Она выслушала мой монолог, накинула шаль и бросилась в школу.

Вскоре я рассказывал историю седой девушки на совете дружины.

Учебный год заканчивался. 1952 год проходил под флагом борьбы корейского народа и китайских добровольцев против американского агрессора. Газета «Амурская правда» опубликовала заметку « Взволнованное слово пионера». Там я был назван Славой, но события были изложены верно. За исключением того, что районо попало в идеологическую ловушку: в пионеры мне было рано, но газета обкома партии уже произвела меня в таковые.

Делать нечего. Собрали школьную линейку и повязали мне пионерский галстук.

Этим дело не закончилось. Газета «Пионерская правда» напечатала маленькую статью под названием «Самый юный пионер Страны Советов» и «Седая девушка». Заведующий Джелтулакским районо осетин Майрам Николаевич Джиоев слег с инфарктом.

Газета ЦК КПК «Жэньминь жибао» в ответ напечатала статью «Советский пионер смотрит фильм китайских кинематографистов о подпольщице Народно-освободительной армии Китая».

В конце марта в наш поселок примчалась «победа» райкома партии и меня повезли на станцию Большой Невер (сорок километров по сопкам с ветерком!) и там я вместе с выздоровевшим Майрамом Николаевичем сел в поезд «Москва-Владивосток» (стоянка поезда две минуты) и поехал в Хабаровск.

В Хабаровске к нам присоединился первый секретарь крайкома ВЛКСМ Олег Белоглазов и мы на самолете «ИЛ-14» начали разбег.

Самолет оторвался на полтора метра и упал на выпущенные шасси в капустное поле.