Александр Образцов: 365 рассказов на 2007 год

– Господи! Да зачем же я так напился? – кричал Медведев, приказывая себе идти по прямой. И чем решительнее приказывал, чем глубже вдыхал влажный морозный воздух, тем больше заваливался к середине выбранной осевой линии. То слева, то справа.

«Староневский, – думал Медведев. – Старо Невский… Старо… Старо… как мир, старо… Ничего не… «И буду век ему верна». Не будешь… С чем и поздравляю, господин жених! Муж… Господи! Они же сегодня ночью!..»

Медведев не вытерпел этой муки и побежал. Будь он трезв, давно попал бы под машину. Широкое белое поле открылось ему. Медведев оторопел и не сразу понял, что это площадь Александра Невского.

«Несёт меня лиса… – задыхаясь, на бегу бормотал Медведев, – в далёкие леса… По-омнишь ли ты, как та-ра-ра целовались… помнишь ли ты…»

– Чего тебе надо было?! – закричал он, останавливаясь. – Чего?

Он начал ругаться. И оттого, что он стоял посреди необъятной от падающего снега площади, ругань принесла ему облегчение. Как будто он посчитался со всем миром. Дальше он побрёл спокойнее, и цепочка его мокрых следов немного выровнялась.

«Всего лишь? Обычный программист. Всего лишь? Обычный программист. Всего лишь? Обыч…» – Медведев усилием воли вырвался из этого кружочка.

Видимо, он вдруг крепко задумался о чём-то, о чём – уже не смог вспомнить, когда остановился, обойдя здание Лавры слева по тротуару. Под небольшим склоном за гранитным бортиком темнело мраморное кладбище. Надгробья, казалось, тяжело смотрели прямо в глаза Медведеву. Он перевалился через бордюр, покатился со спины на живот.

Его оглушила тишина. Не было слышно машин. Он лежал с зажмуренными глазами и боялся открыть их. Когда открыл, то увидел чёрное небо без звёзд, но было светло от снега. Ему стало жутко.

– Господи, – прошептал он и услышал вздох. Медведев вспотел и осторожно скосил глаза. Квадратный край неба обреза́л яркий снег.

– Склеп, – гулко сказал Медведев и начал карабкаться вверх. Луна и звёзды были на местах, и он с облегчением выдохнул. Снегопад кончился.

Кладбище было мирно, снег покрывал кресты и саркофаги и синел под ними. Медведев побрёл, пытаясь читать что-то из надписей, как вдруг остановился.

В основании коричневого, тронутого оспинками мраморного креста за чугунной оградкой на постаменте белел медальон. Медведев подошёл сбоку, выгнул голову и подумал: «Как живая». Девушка начала века с густыми и пушистыми волосами в косах поверх головы, улыбаясь, смотрела на него. В её улыбке было что-то не то. Она как будто меняла её незаметно.

– Ах, – услышал он и испуганно обернулся. В длинной шубке, отороченной белым мехом, с муфтой в левой руке и белом шарфе на косах, она стояла сзади и тихо смеялась, потирая лоб пальцами…

Медведев рухнул на снег.

Когда он очнулся, девушка стояла там же, склонив голову набок, смотрела на него и молчала. Надгробья рядом не было. Медведев лежал под чёткой тенью куста.

– Перебрал, – бормотнул он, чтобы успокоить себя. – Так недолго и спятить… – сказал он, и со страхом ждал – ответит ли.

– Если бы я вас не нашла, вы бы замерзли, – сказала девушка.

– Да, – сказал Медведев, встал и начал отряхивать снег. – Как вас зовут? Чтобы знать, кого благодарить.

– Соня, – подумав, ответила девушка. – А вам не кажется, что кладбище – не лучшее место для знакомства?

– Верно, – Медведев выбил шапку о колено. – А я – не лучший человек… Пьян и немного не в себе, понимаете?

– Да, это болезнь века. Знаете у Блока?

– Кто его не знает.

– А новое, знаете? – и она нараспев продекламировала: – «В моей душе лежит сокровище, и ключ поручен только мне…» Это знаете?.. Какой у вас измученный вид.

– Очень может быть, – Медведева не покидало смутное беспокойство. – А вы одна здесь? И не боитесь?

– О, нет! Здесь все наши: две кузины, две сестрицы и студенты… Где же они? – она неловко переступила и покачнулась, сохраняя равновесие. – Вот! и я немножко пьяна… Maman не разрешает, но я выпила шампанского… Правда, чудесный вечер?

– Да, вечер… – мрачно сказал Медведев. Он уже не боялся, но хотел уйти. – Вы так смотрите, как будто я с… – «того света», хотел сказать он, поймав её взгляд, но закончил: – с психбольницы.

– О, нет, нет! Это мне стало… грустно, тяжело… не знаю, что со мной, – она прежним жестом подняла руку ко лбу. – Как будто я одна… и всё чужое. Всё.

Глаза её заблестели, и она закусила губу.

– Мне самому так кажется, – сказал Медведев. – Дорого бы я дал, чтобы удрать куда-нибудь в год девятисотый.