Виктор Гусев-Рощинец: Блистательные сцены жизни. Трагедия дель арте

Он не мог простить своим покойным родителям упорство, с каким они внушали ему едва ли не с младенчества веру в бога. Унылые библейские тексты, которыми питалось его детство, сузили его кругозор до размеров монашеской кельи, где не было места выбору – его обрекли на карьеру священнослужителя, отдав по достижении семи лет в церковно-приходскую школу Киевско-печерской лавры. Годы учения он вспоминал с отвращением и страхом. Пробуждающаяся чувственность страшила своей греховностью, а естественные отправления тела становились знаками преступных действий. Грех рукоблудия грозил неизбежностью божьей кары.

Известно, что образ жизни, привычки, среда складывают характер. А характер – это судьба. Ступени, приведшие его к карьере баптистского проповедника, скрыты во тьме. Можно только предположить, что ненависть к богу, заставила его искать окольные тропы христианства, приведшие в эту раскольничью секту.

Пути господни неисповедимы. Конфликт с богом, уходящий корнями в детство, разрешился таким странным образом. В возрасте пятидесяти лет он снял с себя сан и посредством манипуляций с церковным имуществом оказался в Парламенте.

После переворота он стал самым одиозным спикером в истории парламентаризма. Законодательный орган несчастной страны стал филиалом арийского посольства, – «баптистерий» – так окрестили его злые языки. Как известно, баптистерий – это некое место в протестантских храмах для крещения взрослых людей. В Парламенте крестили посредством человеконенавистнической пропаганды – он плодил нацистские законы. Одним из первых стал «закон об антитеррористической операции». Народ, заявивший о своём праве на самоопределение, был объявлен террористом. Против него по приказу самозваного «спикера» была брошена регулярная армия.

Его пухлые губки заставляли думать о капризном ребёнке, угнездившемся в этом мешковатом теле продавца сладостей. Он часто впадал в ярость, и если ему пытались возражать, кричал на своего оппонента, стучал по столешнице изнеженной ладошкой, и из его сладкого ротика сыпались проклятия и обвинения неугодного ему во всех смертных грехах. «Брэхун! Брэхун!» От брехуна слышу – кто-то бросил ему и тотчас был и тотчас вышвырнут из законодательного собрания фашиствующими молодчиками, как истёртая половая тряпка. А потом он обрушил армию на непокорных соотечественников и приказал расстреливать из всех видов оружия города и деревни собственной страны. Очевидно, счёл это божеским делом. Баптистерий встретил это решение аплодисментами.

Его воинственный пыл, которым он приводил в восхищение националистов, заполонивших упомянутый «баптистерий», странным образом не соответствовал его внешности. Долговязый хлюпик, он скорее напоминал филина, чем ястреба, каковым оказывался на трибуне. Он ухал, как филин, сверля аудиторию гигантскими линзами своих очков, брызгал слюной, размахивал тоненькими ручками, и главное, что было смыслом его зажигательных речей – это отгородиться на восточной границе от ненавистного соседа глубоким рвом и денонсировать унию Богдана Хмельницкого о воссоединении с этим самым соседом. Безумец, в его яйцеобразную головку не могла просочиться мысль о невозможности ни того, ни другого. Для танков нет непреодолимых препятствий, а «уния» была с другой страной, которая к тому же умерла.

Он с детства отставал в развитии, был худ и слаб по сравнению со своими ровесниками и даже не пытался в отличие от других заняться каким-либо видом спорта, чтобы преодолеть, или хотя бы сгладить свою физическую немощь. Возможно, она, эта немощь служила препятствием для интенсивной учёбы, ибо он часто болел, месяцами пролёживая в постели с простудой или гриппом, не имея сил даже читать. Однако было в нём нечто необыкновенное – удивительная способность к устному счёту. Он легко перемножал в уме многозначные числа, извлекал корни, возводил в степень, вычислял логарифмы и много чего ещё умел, стяжав тем в узком кругу друзей репутацию гения.

По окончании школы он не нашёл ничего лучшего как поступить на юридический факультет. Юристом быть конечно не зазорно. Однако юристом де-факто он никогда не был, а начал свою трудовую деятельность на поприще торговли – торговал автомобилями. Этот период его жизни тёмен, однако сам он отзывался о нём весьма тепло, утверждая, что нигде не смог бы приобрести столь жизненного опыта, как в этой благородной сфере. При этом добавлял, – впрочем, не без оснований, что именно торговля породила мировую цивилизацию.