Павло Кобель - Сантехник

Кур своих он оставил у своего нового друга, тихого переселенца из Грозного, в похожей на хлев общаге трактористов. У Ромуальдыча везде были друзья. Заводишь нового друга, и вовсе не обязательно с ним видеться. А то каждый норовит влезть в твою душу и наследить в ней грязными сапожищами. А посоветуешь ему хотя бы сапоги снять, обижается: «Я ж, блин, хотел как лучше». Каждый ведь совершенно точно знает, как именно надо делать большой батман.

Только свою собственную жизнь никто почему-то наладить не может. Это вроде как депутат от «Яблока» – сказки рассказывать умеет, а вот сделать их былью – нет.

Ромуальдыч решил подождать, пока солнце спустится пониже, и тогда уж опять погонять курей. Еще три дня до встречи с бабкой ПБОЮЛа. Странно, в прошлой главе оставалось два дня, а сейчас три. Хотя числа вообще штука странная: пьют всегда на троих, а ссать ходят по двое. Впрочем, если всем сразу пойти, обязательно бутылку сопрут.

А пока он взялся за Сканави, но, едва лишь углубился в чтение, на скамейку подсел какой-то жидкобородый в кепке и затеял с ним разговор.

– Чем нынче крестьяне занимаются? – осведомился он, указывая на людей, слоняющихся по площади.

– Пашут, – сухо отвечал Ромуальдыч, делая вид, что читает.

На самом же деле он думал о том, как ощиплет четырех кур перед бабкой ПБОЮЛа, и еще она увидит, на что он способен, кроме этого.

Ромуальдыч часто рисовал на закопченной стене хаты эту сцену, всякий раз мысленно объясняя изумленной бабке, что делать это надлежит от хвоста к гриве. Еще он перебирал в памяти разные затейливые выражения, которыми развлечет ее во время оного.

Жидкобородый, однако, оказался настырным. Сообщив, что истомился душой и желает похмелиться, он потребовал глоток самогона. Ромуальдыч протянул туесок, про себя надеясь этим отделаться.

Не тут-то было – жидкобородый желал попиздить. Вернув туесок, он спросил, что за книгу читает дед. Ромуальдычу захотелось послать его на соседнюю скамейку, но жизнь научила на всякий случай быть вежливым с незнакомцами, и потому он молча протянул книгу: вдруг сосед сумеет прочесть ее название. А если неграмотный, то быстрее отвяжется.

– Нуте-с, – батенька… – сказал жидкобородый, оглядев книгу со всех шести сторон. – Хорошая книга, толстая, только вам бы я посоветовал начать с «Коммунистического манифеста». Зажигает, знаете, а в нашем с вами возрасте это архиважно. Потом уж можно будет перейти к «Капиталу».

Ромуальдыч удивился: жидкобородый, оказывается, не просто умеет читать, но умеет читать именно эту книгу.

Почти все книги – это просто слова, а слова, в свою очередь, состоят из букв, – продолжал жидкобородый. – В этом гвоздь, а все остальное – совершеннейшая ложь. Каутский, Плеханов, Мартов и другие проститутки утверждали обратное, но на то они и проститутки. Кстати, настоящая фамилия Троцкого – Бронштейн.

– Мне это, кажется, понять трудно, – почесал репу Ромуальдыч.

– Вот и славно, – кивнул жидкобородый. – Вы ведь любите учиться.

«Словно читает мои мысли», – подумал дед.

– Вы откуда будете? – спросил он жидкобородого.

– Отовсюду.

– Так не бывает, – возразил Ромуальдыч. – Отовсюду бывают только кандидаты на выборах, и то в зависимости от того, по какому округу они баллотируются. Я вот, к примеру, в этом селе родился.

– Ну, в таком случае я родился в Симбирске.

– Ну и как там, в Симбирске?

– Как у афроамериканца в анусе.

Ухватиться было не за что. Не за анус же афроамериканца.

– А чем вы занимаетесь?

– Чем зани маюсь, – сосед по лавке раскатисто расхохотался. – Я – Предсовмина РСФСР. Президент России, по-нынешнему.

«Какую чушь иногда несут люди, – подумал Ромуальдыч. – Лучше уж с курями разговаривать, они хоть слово иногда дают вставить. А президенты эти разные только одно знают: «Слушать сюда!», – и баста.

– Зовут меня Владимиром, – промолвил жидкобородый. – Вот у вас, батенька, сколько, к примеру, кур?

– Сколько есть – мои, – состорожничал Ромуальдыч.

– В самом деле, ваши? А земля, на которой вы их пасете, принадлежит небось какому-нибудь олигарху-мироеду.

Ромуальдыч рассердился всерьез. «Это мы уже проходили: весь мир насилья мы разрушим, а на обломках будем писать всякие нерусские имена».

– Книжку верните, – сказал он. – Мне еще сегодня озимые сеять.

– Отдашь мне свой голос – научу, как добраться до сокровища.

Ромуальдычу все стало ясно. Голос ему отдай, а потом мычи всю жизнь, как корова: «Миру – мир». А сокровища, которые в земле таятся, опять достанутся всяким хитрожопым.