– Я люблю тебя, Катя, – сказал спокойно Грег, когда я положила голову ему на плечо. Я решила помолчать немного. – Ну хорошо, я люблю тебя Кит.
– И я люблю тебя, Гриша, – улыбаясь, сказала я. Он засмеялся. Так мы и просидели с ним еще пару часов, допивали виски и смотрели, как горит наш дом. И знали, что все у нас будет хорошо.
– Я это… люблю тебя,… наверное.
– Вась, ты чего?
– Да я не в том смысле…. Ну, в смысле…. Я тебя люблю.
– Васька! Ха-ха…. Ха. Ха-ха-ха! – Дима посмотрел на друга и, увидев, с каким серьезным лицом он это сказал, начал ржать в голос. – Васька, ты ж не голубой! Или ты мне врал столько лет? Признавайся, шельмец!
– Дим, хватит ржать. Конечно, я не голубой, ты бы точно знал. Просто я…, – договорить он не смог, потому что из носа снова пошла кровь. Устав вытирать ее рукавами, Вася просто задрал голову и ждал, когда из носа перестанет течь.
– Ай, дай, я сам, – с этими словами Дима вытащил из сумки носовой платок и приложил его к носу друга. – Вот жеж уроды все-таки: четверо на одного! Подонки.
Дима постоял еще несколько минут, держа платок, затем, убедившись, что кровь носом у Васи больше не идет, выкинул платок в ближайшую урну.
– Вааась, подожди здесь, я ща приду.
Оставив друга стоять у парапета, в который негромко ударялись волны, Дима пошел к кофе-стопу. Подойдя к киоску, он постучал по стеклу, чтобы привлечь внимание продавца.
– Молодой человек, будьте любезны, сделайте два кофе.
Одарив Диму презрительным взглядом, продавец поинтересовался.
– Каких?
– Большой латте с сиропом амаретто и большой американо.
– Хорошо. Через пять минут кофе будет готово.
– Готов.
– Что? – не понял продавец.
– Кофе – он мой, мужской род, а не средний, – вежливо произнес Дима с улыбкой.
– В отличие от некоторых, – буркнул продавец себе под нос, но достаточно громко, чтобы Дима услышал, однако он решил пропустить это язвительное замечание мимо ушей. Дождавшись кофе, Дима расплатился, взял два стакана и вернулся к другу.
– Держи, – протянул он стакан Васе, который к тому моменту уже перебрался на лавку. Хлебнув горячего напитка, Василий удовлетворенно выдохнул:
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста, здоровяк.
Друзья посидели еще немного, попивая, молча, кофе, потом все же Дима нарушил тишину. Повернувшись к Васе, он с озорной улыбкой спросил:
– Так что там…, ты меня любишь?
– Ну да, – просто ответил друг.
– Ай, ты мой хороший, иди я тебя поцалую, – с этими слова Дима начал, шутя, тянуться к Васиным губам.
– Димка, перестань, я совсем не в этом смысле, – засмеялся Вася.
– Ну ладно, Вась, серьезно, чего это ты? – друг какое-то время молчал, разглядывая свои ботинки, потом громко выдохнул и заговорил.
– Да… понимаешь, сегодня же день смерти отца. Я утром на кладбище ездил и, пока стоял там, все вспоминал, вспоминал….
– Петра Анисимовича, что ли, вспоминал?
– Да, и его тоже, а еще наше детство, юность, и потом…. Мы ж с тобой всегда вместе, даже после того, как ты признался, что… ну это….
– Да, понял я-я-я, – протянул Дима. Столько лет прошло, а Васька все стеснялся произнести слово гей или голубой.
– Я раньше думал, что мы просто с тобой лучшие друзья, не разлей вода и все такое, а сегодня понял, что люблю тебя. Просто мне любить больше некого, понимаешь. Я только сегодня врубился… Я раньше думал, что страшно, когда тебя никто не любит, но потом понял, что страшно, когда тебе некого любить, когда совсем никого из родни нет. Вот я и понял, что ты мне всех родней и что я люблю тебя…, как брата, – поспешил добавить Вася.
Дима посмотрел внимательно на друга, потом отвернулся и стал разглядывать море.
– Спасибо, Вась.
– Я просто хотел тебе сказать, чтобы ты знал.
Дима не поворачивался, а только всхлипнул пару раз.
– Дим, ну че ты? Димка, ну повернись, – Вася положил руки другу на плечи и повернул к себе. Дима плакал, по щекам бежали черные от размазанной туши слезы.
– Дурачок, – Вася обнял друга за плечи и притянул к себе на мгновение, а потом отпустил. – Не реви, бро.
– Так трогательно, Вась. И приятно. Спасибо, что сказал, – Дима вытер ладонью слезы с лица и глубоко вздохнул. – Так, все, – продолжил он, – надо это отметить.
– Че отмечать-то…, – грустно сказал Вася. – Никого не осталось, мы с тобой как два бобыля, даже девушек у нас нет…, у меня девушки, у тебя мужика. Так и помрем, никому не нужными, – Вася смотрел на море и чуть не плакал от досады. Дима знал, что в день смерти отца друг всегда грустит, ездит на могилу, разговаривает о чем-то с Петром Анисимовичем, а потом целый вечер смотрит какие-нибудь нудные фильмы. Сегодня же он был не просто грустен, а как-то обречен.
Читать дальше