Виталий Митропольский - Исправление жизни

Всю ночь ему снились кошмары. Они с женой плыли в лодке, Серж с увлечением налегал на весла, рассказывая потешные анекдоты на грани легкой непристойности, не переходя ее, но настаивая ужимчивой мимикой подвижного лица. И вдруг увидел в ее страдальческом взгляде неподдельный страх и отчаяние. Она толкнула его в грудь своими босыми ногами, Серж упал в воду, нелепо барахтаясь от столь бурной реакции, схватился онемевшими руками за край неожиданно легкой лодки, в которой никого не было, и закричал от холодящего ужаса невосполнимой потери…

До утра он курил одну сигарету за другой, мысленно подгоняя рассвет, когда на первом попавшемся транспорте помчится, понесется в больницу, упадет на колени перед женщиной, которую любит больше жизни, и будет просить, умолять оставить ему совсем мало, всего чуточку немилосердного времени на покаяние…

Свобода от памяти

"Да обратятся нечестивые в ад, все народы, забывающие Бога" (Пс.9:18)

Он умирал и возвращался

В другие страны, города,

И жизнь цвела,

И небеса полны

Пустого постоянства…

И запирается

Пространство

Куском мерцающего

Льда…

Из времени

Взошла беда…

Животворящая звезда

Пылала жертвенной лучиной,

Чтоб стать

Свечой неугасимой

В канун

Последнего Суда…

Господь воззвал

Как Вседержитель…

Последний Ангел-небожитель

Исполнен горького стыда…

Текут бескрайние года,

Уходят древние народы,

В избытке ветреной свободы

Себя не вспомнив никогда…

Бабочка в Вине

«Вообще-то, братцы мои, я рос настоящим жиганом. Пить, курить и говорить начал одновременно. Родители мои, очень уважаемые люди, стыдились такого сына с самого его рождения. Они любили друг друга как Дафнис и Хлоя, а может Амур и Психея, не помню, не в этом суть…

Главное и основное в том, что дети им были не нужны. Их интересовал сам процесс, а не результат. Это не пошлость и не оскорбление, викторианские леди и джентльмены, всего лишь констатация факта. Процесс воспитания их тоже вдохновлял. И они воспитывали меня с утра до вечера, изумляясь моей живучести. Потом они устали, и отдали меня бабушке, которая плакала ночами, причитая по-хохляцки: «Шо зробылы з хлопцем». Она любила меня без памяти, ненавязчиво и бдительно. Я же в ней души не чаял. Когда она умерла, большего горя у меня не было…

Началась моя взрослая жизнь. Армия с ее паранормальными отношениями землячества и дедовщины. Институт с его двойной моралью наушничества и доносительства. Аспирантура – очаг зависти и подстрекательства. Это было время начала конца социализма, извращенного по недомыслию.

Я любил и был любим. Жениться не хотел, но женился. По любви, большой и настоящей. Но не выдержал такого испытания и пропал. Окончательно и бесповоротно. В этом моя история.»

(Из дневника А.И. Дерюгина, врача-психиатра)

«Александр Иванович, к вам, дама», – белоснежная и миловидная медсестра Олечка настежь открыла дверь кабинета, пропуская вперед какое-то бесполое существо в джинсах и свитере с плоской грудью и узкими бедрами.

«Вы знаете, доктор, я хочу убить свою дочь» – сразу, с порога, как только закрылась дверь за белоснежной Олечкой, выпалила мне «она», женщина-мальчик, со впалой грудью и несуществующими бедрами.

Я налил ей воды из фильтра-кувшина, стоявшего на столе среди кипы сросшихся друг с другом бумаг, и осторожно сказал: «Садитесь. И начните все по порядку. Имя, отчество, фамилия…»

Никакой дочери у нее, конечно, не было. Существовало нечеткое множество фракталов – «размытых» во времени личностей, связанных единым сценарием.

Заболевание прогрессировало, затрагивая глубинные слои подсознания, вычерпывая оттуда «гнойники» прошлого, ужасающего своей обыденностью неискушенного наблюдателя драмы души, истерзанной до дна…

В последнее время таких больных у меня стало много. У всех наблюдалась склонность к суициду. Почти всех я пытался вылечить. Результат нулевой.

Суггестия, психоанализ, транквилизаторы давали некоторое облегчение страданий, затем глубокая депрессия, апатия, полная амнезия, растительное существование, попытка суицида, внезапная и беспричинная смерть.

Неудачи закалили меня, но не дали понимания. Почему родовой сценарий всесилен, и «мертвые хватают живых?» Где же выход из кольца противоречий и вечной карусели пережитого, но неосмысленного? Я знал его: он в вербализации символов невротического содержания, но где найти ключ к шифру «спящей» информации мертвых душ?