Василий Киреев - Жемчужины ожерелья Гаруды. Серия «Мои кольца. Путевые заметки». Книга первая

Тем временем, на площади начинается некое движение – родственники готовятся принимать подарки и соболезнования от клана, преподнесшего им только что быка. Дети и молодые девушки – внучки покойных – одеты в самые праздничные одежды, такие тораджи одевают лишь на свадьбу и похороны.

Внучки покойных (по краям).

Вообще, давайте отойдем слегка от увиденного, выпьем по кружке сурицы пальмового вина и посмотрим на лица молодых и юных тораджей.

Юная тораджа

Воин

За спиной юного воина-тораджи более взрослые соплеменники уже встали в круг для исполнения траурного танца.

Танец начинается под звуки ударов колотушек, оказавшихся, при ближайшем рассмотрении, полыми бамбуковыми дубинками, ударяющими в корыто с рисом; удары внутрь вызывали глухой звук, а удары по внешней части корыта – звонкий. Под эти удары сначала прошла группа, приведшая еще одного быка, затем целая процессия пронесла на своих плечах доброе стадо хрюшек, которые были сложены тут же, в центре площади, а носильщиков сменили костюмированные танцоры. В этот момент я взглянул в сторону пять минут назад преставившегося быка – тот был уже освежеван.

От стола с микрофонами тем временем отделился старец с изогнутым посохом, который обвивала бутафорская змея, неспешно обошел площадь по кругу, через которую, вслед за танцорами, начали стекаться в его сторону представители его рода, сначала одетые в забавные шляпы, потом в одинаковую траурную одежду, затем в одежду обычную; стали выстраиваться парами, пропуская вперед женщин и мужчин с подносами и приборами для курения. И двинулись, ведомые старейшим, в сторону родственников.

Траурная процессия

А мужчины в центре все продолжали свой монотонный ритуальный танец…

Церемониальный траурный танец

Стоп. А что это там за белая леди с камерой, внутри круга? И где моя жена? Выпив еще немного пальмовой бражки, я взглянул на танцующих ее глазами

Внутри круга

– Как ты туда попала? – Спросил я, когда она показалась по эту сторону круга.

– Подошла с фотиком к кругу. А дирижер произнес: «Please, ma’am», и круг расступился.

– А потом?

– А потом он произнес «Thank you, ma’am», и легонько толкнул в сторону выхода…

Такая вот тактичность.

– Ну что, готовы уходить? – спросил Давид.

– Да, пожалуй, хватит…

Пока мы идем по деревне и перевариваем то, что увидели, я снимаю детские рожицы, обладатели которых здесь так любят фотографироваться. В отличие от остальной Азии, здесь любят сниматься дети и женщины, а мужчины напускают на себя строгость, и не разрешают. Ровно до момента, когда им не предъявляется козырный туз в виде белокурой девчушки, вставшей рядом.

Пока мы тут искали конец круга, нашего быка разделали окончательно, и получившие свой подарок родственники и гости отваливали, неся кусок на бамбуковой палке. Одна нога, по традиции, досталась клану подаривших. Дети же носились, то периодически останавливаясь и с интересом наблюдая за взрослыми у разделываемой туши, то подбегали и пинали ее, то, завидев больших белых обезьян, подбегали к нам, корчили рожицы и просили сфотографировать.

Дети

Так мы и шли к выходу, отгоняя пока от себя мысли об увиденном и просто снимая людей.

Ну вот, теперь надо отойти от церемонии, забраться туда, где нет людей, но есть наглядные пособия, и попробовать осознать, при каком таком действии мы присутствовали.

Путь наш лежит в деревню Ke’te kesu; там есть и дома, и кладбища. Узкие дороги с непростыми разъездами, особенно, учитывая индонезийский характер, требующий выйти из машины, чтобы прицелиться, абсолютно разбитые, ведут нас мимо рисовых полей, обрабатываемых техникой, в Ke’te kesu (на нашей карте обведено, прямо под Rantepao).