Ольга Покровская - Соперницы

– Да ну, – хохотнула я. – Ты тоже ничего, прямо-таки статуя Давида.

Он взглянул на часы – «Радо», успела отметить я, – поморщился с досадой.

– Половина девятого. Черт! Мне нужно идти.

– Половина девятого? Потрясающее совпадение, и мне нужно идти!

– А тебе куда? – заинтересовался он.

– В ресторан на нижней палубе. Меня там ждут…

– «Волжские просторы», – радостно подхватил он. – И мне туда же! Здорово! Тогда я смогу тебя проводить.

– А синьора не заругает, если увидит нас вместе?

Он потер пальцем переносицу.

– Не думаю. Почему она должна ругаться?

– Свободных нравов, значит? – усмехнулась я. – Ну смотри, если что, я прикинусь веником, мол, я тебя знать не знаю.

– Веником? – снова вылупился он. – Это… Чем подметают?

Я расхохоталась:

– Блин! Какой же ты смешной, сил нет! Ладно, пошли, а то опоздаем.

Он церемонно взял меня под руку, притиснув локоть к горячему – даже сквозь футболку чувствовался жар – подтянутому торсу, и мы прошествовали к лестнице наверх. Два сапога пара – юный альфонс и охотница на подходящего папика.

Золоченые двери распахнулись, и мы попали в просторный зал, ослеплявший сиянием хрустальных плафонов под потолком, натертым паркетом и лакированными деревянными стенными панелями, которые украшали черно-красно-золотые росписи под хохлому. Вокруг столиков сновали официанты в косоворотках и официантки в сарафанах до полу. Я невольно покосилась на их ноги – не в лаптях ли барышни для большей аутентичности, – но нет, в области ступней фольклор заканчивался, уступая место современным шпилькам.

– Ты чего остановилась? – спросил Эд. – Любуешься… обстановкой?

– Шутишь? Да я отсюда не вылезаю, – фыркнула я. – Ладно, пока, меня вон уже ждут.

Я увидела за одним из дальних столиков римский профиль Голубчика и обтянутое темно-бордовым шелком плечо его спутницы, невидимой из-за выглаженной спины как раз склонившегося над столом официанта. Я направилась к ним, официант отступил чуть в сторону, и Эд, все еще маячивший за спиной, удивленно произнес:

– О, да нам, кажется, снова вместе.

И верно, теперь и я узнала в соседке Анатолия Марковича ту надменную иностранку с пристани. Сейчас я смогла разглядеть ее лучше – темно-каштановые, тяжелые и блестящие волосы обрамляли властное лицо, очень ухоженное, гладкое и все же тронутое сетью мелких морщин в уголках глаз и у рта. Живые цепкие ее глаза, черные и быстрые, с какой-то цыганской сумасшедшинкой, смотрели на собеседника прямо и без улыбки – синьора явно не утруждала себя изображением доброжелательности или любезности. Плавные мягкие движения, в грации которых было что-то от матерой хищной кошки, и умело подобранное платье скрадывали некоторую полноту. При искусственном свете старой грымзе можно дать и тридцать пять.

Переведя взгляд на Голубчика, я сразу же осознала тщетность своих девичьих мечтаний о привлекательном моложавом миллионере. Тут невооруженным глазом видно, кто из присутствующих дам и в самом деле представляет для него интерес. Он не то чтобы пожирал глазами итальянку, нет, наоборот, сидел откинувшись в кресле с равнодушно-доброжелательным видом, только вот видно было, как из-под тяжелых полуопущенных век он ловит каждое малейшее ее движение, каждый поворот головы, чтобы предупредить, предвосхитить любое ее неудовольствие или желание.

«И отчего это порядочные мужики вечно западают на каких-то престарелых стерв!» – с досадой подумала я, в то же время цепляя на лицо открытую приветственную улыбку.

Пафосная карга между тем, не повышая голоса, отчитывала мальчишку-официанта:

– Молодой человек, вы напрасно храните вино в холодильнике. Это ошибка. Вино следует подавать комнатной температуры.

На беднягу жалко было смотреть, он кряхтел и бледнел под уничтожающим взглядом Голубчика. Тот же, тронув запястье гостьи своей широкой, по-мужски красивой ладонью, проговорил:

– Извини, друг мой, сегодня придется ужинать здесь. Лучший ресторан, на верхней палубе, откроется только завтра.

– Ерунда, – милостиво улыбнулась она, продемонстрировав нехилое знание русского языка и ряд белоснежных зубов.

Что-то я совсем уже перестала понимать, для какой такой иностранки меня сюда пригласили.

– Добрый вечер! – гаркнула я, чтобы привлечь наконец внимание занятых друг другом небожителей к своей скромной персоне.

– Привет, мам. Здравствуйте, Анатолий! – заговорил вслед за мной Эд.