Лариса Машкова - Переиграю шторм

Старинные кварталы погрузились в ночную темноту. Полная луна и уличные фонари высвечивали контуры острых крыш, башенок и шпилей – они будоражили воображение своим далёким прошлым. Чудились средневековые распри у Домского собора, который от старости на целый этаж врос в землю, охраняя тайны недоступных подвалов, по слухам, до сих пор хранящих золото тамплиеров. А здесь, возле гильдии, наверное, требовали лучшей доли страждущие горожане. А в стенах этого монастыря, говорят, замурован монах! Роскошный костёл святого Петра упирался острым блестящим шпилем в звёздное небо. Рядом, на крыше, нёс свою многовековую вахту трубочист, его железная фигура казалась в темноте ожившей и даже мистической. Над чем же он колдовал? А! «Vina pagrabs»!

– Привал! – скомандовал Лев. – Нас ждёт «Винный погреб» с отличной коллекцией пуншей.

Когда выяснилось, что никто их здесь не ждёт и мест нет, «гид» поговорил с кем-то один на один. Через несколько минут компания усаживалась в укромном уголке старинного зала.

За клубничным пуншем последовал грушёвый, за ним яблочный, потом сливовый, абрикосовый, вишнёвый… Хотелось попробовать всё! Градус настроения повышался соответственно разнообразию выпитого. «Принимающая сторона» являла чудеса щедрости, гостеприимства и весёлости, хотя сама пробавлялась исключительно соком. За рулём всё же!

Чудесный вечер уступил место ночи. Затихли древние улочки. И только всплески смеха удалой компании временами нарушали их покой.

– Кстати! Танюшка, обрати внимание! – Лев широким жестом указал на одно из зданий в самом центре старой Риги. – Это – русский драматический театр. Он ждёт свою актрису – тебя, Татьяна!

– О, да! И вся Рига замерла в ожидании меня, звезды первой величины с театральным стажем в один год! – ёрничала Татьяна.

– Всё в наших руках! – сказал Лев, подчеркнув слово «наших», и приобнял девушку за плечи. Его руку она не сбросила.

На Домской площади свернули в «Синюю птицу», но она упорхнула буквально из-под носа. На дверь повесили табличку «Slegts» – закрыто! Лев попытался о чем-то договориться по-латышски со швейцаром, но на этот раз безуспешно. Однако «гид» не растерялся и предложил девушкам отведать хорошего французского вина у него дома. Приглашение приняли на «ура!»

В те времена злачные места закрывались в полночь, а веселящие напитки неизбалованные сограждане употребляли, в основном свои, советские (в виду отсутствия заморских).

Когда Лев открыл бар, обустроенный в полированной стенке, девушки ахнули: непривычной формы бутылки сражали наповал одними только этикетками с названиями, знакомыми доселе лишь понаслышке.

За низким столиком под причудливым торшером гости чувствовали себя ничуть не хуже, чем в уютных кафешках, несмотря на закуску в виде магазинных пельменей, поданных к Бордо и Куантро. Правда, на столе присутствовали и консервированные ананасы, и швейцарские конфеты в большой металлической коробке.

– Завидный ты жених, – заметила Настя. – Квартира, тачка, прикид… И всё это к 25 годам! Может, ты контрабандист?!

– Нет, хуже! Флибустьер! – Лев вынул из пластмассовой пачки сигарету Philip Morris. – Это я для Танюшки старался. Четыре года корабли грабил. Тань, пойдешь за меня замуж?

– Не-а! – кокетливо отвечала она, разворачивая конфетку. – Я тебя совсем не знаю.

– Ты меня ещё узнаешь!!! – грозно прорычал Лев и комично завращал зрачками. – Я тебя украду!

– Узнаешь меня – пожалеешь, что украл. Куда девать будешь?

– Утоплю!

– Ой, девчонки, мы, кажется, влипли! – Танюша скомкала фольгу от обертки и бросила её в «флибустьера». Шарик отскочил от его лба и плюхнулся в его же бокал с разбавленным Куантро. – И не успеешь украсть, – поддразнивала она. – Я через два дня уезжаю!

– У меня тоже кончается отпуск, – в голосе Льва уже не было игры. – Через неделю – в море. Но через полгода я приеду в твой славный российский город. Ты хочешь этого?

Таня растерялась.

– Не знаю… – скрывая неловкость, предпочла отшутиться: – Я не Сольвейг, я – Татьяна! – Она тихонько пропела строчки из песни Сольвейг: —

«Зима пройдёт, и весна промелькнёт,

Увянут все цветы, снегом их заметёт,

И ты ко мне вернёшься…»

Внезапно Тане стало грустно. Ведь в своем большом российском городе она с тоской будет вспоминать и этот неповторимый вечер, и праздный комфорт Юрмалы, своих новых друзей, весёлого жизнелюба Льва.

Он подхватил:

– Вот возьму – и вернусь! – Лев поднял бокал: – За любовь!