Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Как я строил гражданское общество

– Я твой солдат. Вылетаю. Встречай.

Да наша любимая учительница русского языка Ольга Андреевна, вечно на ножах с директором, решится оставить на старости лет Одессу ради новой жизни в диких степях. Видно, верила тем, кого воспитала. Но для Ольги Андреевны не найдется здесь работы, а Бэлла, попрежнему красивая и одинокая, найдет свою судьбу в Алма-Ате, не сумев связать ее со мной, увлеченным чем угодно, только не семейным счастьем.

На знаменитую в 60-х годах комсомольскую стройку под песни Пахмутовой съезжалась тем временем молодежь со всех концов страны. Не было бы этих песен, думал я, не поехали бы в глухую казахскую степь из домашних гнезд десятки тысяч девчонок и мальчишек. Великая духоподъемная сила, эти песни. Целина, БАМ, Каратау – вот адреса, по которым устремлялись романтики 60-х, не растерявшие веру в светлое будущее. Жили в палатках и вагончиках, не в уюте же счастье!

И я обустраивался жить в комнате, выделенной в одном из рабочих общежитий под библиотеку (посылки с книгами уже были в дороге). Кровать с продавленной железной сеткой я выбросил, спал на полу на матрасе. Стол у окна, стул, тетрадка, авторучка – вот и рабочее место. Шкаф для книг, не для вещей. Их у меня не было. Горком комсомола тут же кооптировал уполномоченного ЦК нештатным вторым секретарем по идеологии. И стал я понемногу вникать в местную жизнь, знакомиться с людьми, бродил по поселку, размышлял.

И довольно скоро понял, что не только романтики собрались в этих местах. Приехали ребята и за длинным рублем. Здесь все же зарплаты были с разными коэффициентами, довольно большие. Пары молодые приезжали заработать на семью, на будущее где-нибудь в теплых краях. Дай им работу, нормальные условия жизни, тронь какие-то духовные струны, и ничем их от моих романтиков не отличишь.

Но была и третья категория, с которой пришлось столкнуться лицом к лицу, когда в Каратау пришел поезд с 240 добровольцами из Ленинграда. Горком встречал их цветами и оркестром. А оказалось, что прислали нам тунеядцев, высланных из города на Неве решением суда. Питер, ты что, охренел? Это же комсомольская стройка, а не ГУЛАГ! Хотел послать им туда пару теплых слов, но посмотрел в испуганные глаза прибывших и передумал. Потом поговорим, попозже, когда освоятся.

Перво-наперво они должны понять, что здесь все же не Магадан, здесь нет бараков с колючей проволокой, нет вертухаев с овчарками. Хотя не бог весть и какой комфорт. Общежития в пятиэтажках с горячей водой. Свет есть, даже туалет есть в коридоре. Кухня есть, общая, тоже в коридоре. Главное городское развлечение – фильм по субботам в клубе “Горняк”. И танцы по воскресеньям там же, для чего убираются стулья. И водка в субботу, воскресенье и все остальные дни. Один книжный киоск, один детский сад и одна школа. Чего еще надо? Но так думала местная власть, не я. Жить-то все равно надо по-человечески, какими-то интересами кроме как пожрать и напиться.

Позже, воюя с дирекцией комбината, с горкомом партии за нормальный быт и городскую культуру, я понял, что в своем раже выполнить задание партии и перевыполнить его они воспринимали нас именно так – как дурачков, готовых добровольно заменить собой заключенных, строивших в местах отдаленных и Комсомольск и Беломорканал и многое чего еще. Во всяком случае ни в какой энтузиазм эти взрослые дяди, прошедшие войну, не верили и человеческие условия для жизни создавать не собирались. Да и не умели, как я понял.

А местный, казахский колорит мало тому способствовал. Ну, что взять, например, с комсомольских здешних вожаков? Второй секретарь горкома комсомола, казах, едет на газике в степь, берет барана у колхозного пастуха, как свою собственность, отдает кому-то забить его и, сварив дома мясо в прокопченной, мятой алюминиевой кастрюле, гостеприимно сует мне большие куски в рот руками. А чубатый русский первый секретарь (здесь первый – всегда русский) подливает водку своему семилетнему сыну, приговаривая:

– Учись, сынок, коммунизм строить. Пригодится!

С первого взгляда было видно, что с социальной сферой здесь облом. Главное для начальства – производственные показатели и выполнение плана. А качество жилья, досуга и вообще жизни местное начальство интересовало мало. Эту ситуацию я должен был переломить. Как, я еще не понимал, чувствовал лишь, что людей надо чем-то объединять, выводить из этого состояния серой барачной массы. Миссия моя, таким образом, прояснялась.

И чем ясней она становилась, тем напряженнее складывались отношения с городской властью и начальством комбината. И в самом деле, зачем им какой-то возмутитель спокойствия с прямым выходом на ЦК? Из ЦК комсомола прислали нам агитавтобус под названием «Красная гвоздика». Мы долго бились с Горкомом, чтобы переименовать его в «Алые паруса». Добились.