Но никто не рассказывает тебе при тысячном зачитывании инструкции, что всю ночь ты будешь находиться в холодном вагоне с испуганными и голодными людьми, у которых в глазах лишь усталость может найти место и хоть немного потеснить страх. Ты будешь слушать всю ночь, как Они кричат, ломают, терзают и скребутся в вагон. Если тебе совсем не повезет, вам попадётся существо, которое ещё не утратит голосовые связки. Оно будет вас умолять выйти и помочь ему, и при этом скрежетать всё сильнее и сильнее, в то время как крики других будут сопровождать его речь.
Мне в ту ночь не повезло. Я оказался на том месте, с которым Они решили испытать свои речевые коробки ещё раз. После этого я около месяца не выходил из дома и чуть не был из-за этого уволен. Но за меня похлопотал мой врач, объяснив, что неокрепший организм просто долго справляется со стрессом, и «мальчику нужно дать ещё один шанс».
Не стоило мне выходить сегодня из дома.
Из записей о встрече правления с журналистами в 003 году Края.
– Вы не правы. У крудов память очень чувствительный механизм. Может случаться, что проблески прошлого у них всё-таки возникают, но сама программа их сразу же устраняет, чтобы не беспокоить ни самого круда, ни семью, в которой он живет. После его запуска круд представляет «tabula rasa».
Поэтому нет никаких беспокойств, если бы круд мог взбунтоваться из-за прошлой жизни. В любом случае в большинстве своём их берут семьи, в которых они находились до запуска или иначе говоря до своей смерти. Люди, умершие своей смертью, по естественным причинам не адаптируемы к программе, кто же стал жертвой Они, то тут, и говорить нечего. Их тело просто не собрать воедино. Но те, кто решают уйти из жизни собственноручно представляют настоящий феномен. Именно они и подходят для программы. Наши ученые из Заведения пытаются выяснить, что именно способствуют у этих людей вживлению программы и её дальнейшему функционированию.
Следуя из вышеперечисленного, не говорите глупости. Они – это не испортившиеся круды, это люди, зараженные вирусом. От которого не мы, не наши коллеги из других городов не могут найти до сих пор средство.
Перед ней стояли двое рабочих. Один был моложе другого и был одет в чистую форму, другой же был вымазан грязью, зато улыбался широчайший улыбкой, в которой отсутствовало пару зубов. Ей не нравилось их присутствие в её кабинете, от них исходил запах копоти, и они явно пришли что-то просить. Её это нервировало. Но по уставу она должна была их выслушать, сказать, что постарается всё выполнить и далее заняться своей работой, совсем о них позабыв. Но для начала нужно, чтобы они всё же начали говорить.
– Господа, вы что-то хотели?
– Да, милейшая. Мы с Дортом. Вот он Дорт, а я Вэнк. Мы бы хотели попросить вас…
Но тут он замялся и никак не возвращался к разговору, а лишь стоял поодаль и продолжал улыбаться.
– Попросить что…?
– Ах да! Извините, милейшая, задумался. Мы хотели бы попросить сокращение смены. Всё-таки на нас двоих всё это тухлое заведеньице держится! Может за наши заслуги можно как-то это обеспечить?
Я лишь хмыкнула. На них всё держится, вот же глупость. Всё держится на мне, потому что каждый день мне приходится выслушивать вот таких вот лентяев и делать вид, что я очень заинтересована в их проблемах.
– А господин Дорт тоже этого хочет? Почему он молчит?
– Дорт тоже за! Он немой, потому и молчит. Но я говорю всё, что и он хочет.
– Немой от рождения или на производстве случай?
Так, это могло всё усложнить. Во втором случае мне бы пришлось, действительно укорачивать смены, чтобы не поползли слухи. Можно было бы просто по-тихому перевести в другой отдел его. Но у него есть напарник, который явно не захочет умолчать об этом случае.
– Да что вы привязались к его немоте? Он, когда мальчишкой был с Они повстречался, и после этого отказался говорить даже с матерью родной. Я у него за переводчика. Говорю же, мы хотим сокращение смены.
– Зачем вам, господин…
– Вэнк
– Да, господин Вэнк. Зачем вам это? Вы же знаете, по уставу у вас нормированный рабочий день, который мы не можем сокращать. Это ваша работа.
– Да я понимаю, но вот в чём штука. Мы, когда с Вэнком возвращаемся домой, мы возвращаемся на многоножках. А живём мы, ух, как далековато! Поэтому, когда мы добираемся до нашей станции, мы уже не можем выйти, и нам приходится в ней запираться и ночевать.
– Почему же вы не доходите до дома?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу