Майкл Финберг - Два коротких рассказа

Тут, на мосту Ховра, это грязный зловещий убийца, от которого убежать невозможно, да в общем-то и ненужно. Здесь, в зловещем чёртовом зелье, эта несусветная парная в бесконечной храпящей сутолоке дорожных пробок может для некоторых быть просто невыносима; места на ошибки слишком мало и так клейма негде ставить, но, по всей видимости, беспорядочного порядка тут как раз столько, сколько надо, чтобы удержать систему от крушения.

Каким-то образом жизнь в этом смеющемся и негодующем городе идёт своим чередом, в то время как в неизвестной, забытой богом местности храма, воздвигнутого маленькому разбойнику тут, в Хориспоре, я внезапно нахожу такую жизнь, такое сладкое высвобождение, которое мне до боли знакомо. Именно эта крайняя дорога Тантры с загадочной и густой плотностью всегда создаёт святых, струящих лёгкий и спокойный свет.

Эти серые грёзы:

И вот я, наконец, тут, в грязном коричневом переполненном Варанаси, с его ненормальными «хорошими парнями»; они старые, хорошо окопавшиеся друзья сложности в Третьей Воронке. И у Ганга такие особенные вибрации, будто капли росы, и видишь, как люди совершают омовение, стоя у лодок в плещущейся дымке, и тут конечная станция в этой громадной бане Шивы; кармические грехи сжигаются на утомлённых ступенях – «гхатах», и отвратительное жульё спускается по ним и требует, чтобы им дали всего, много и сразу, и я встретил странную, сладкую, эротичную женщину, которая иногда вообще ничего не ела и не пила, и у неё была чрезвычайно высокая напряжённость, и ещё эта её ухмылка, с которой она впадала в свой тёмный, безграничный транс, её мне представили через господина Шанти, живущего в изгнании владельца гостиницы «Кумико-Хаус»; это было простым делом накопления прошлой жизни и столь незначительный факт оказался тем, что окончательно определил чьё-то развитие в этой жизни.

И невозможно, чтобы что-то имело место, пока не настанет его черёд, и эти гигантские полёты собственного эго, и сумасшедшие отлёты в кайф, все они действительно были постоянно возникающей проблемой, и именно потому всегда весьма важно, чтобы у тебя был хороший учитель, даже если кругом хороших-то раз-два и обчёлся. И, может быть именно поэтому один из запруженных людьми берегов Ганга был застроен, а другой оставался совершенно пустынен, «чёрное и белое напряжение» конечно же тут присутствовали, и всё это казалось уже кем-то помеченным и просто бесконечным, все эти необъятные и сосуществующие одновременно нищета и благодать, и конечно же «белое напряжение» было клёвой первичной формой индусской музыки «рага»; это был разухабистый индусский джаз, и я посетил священный город Сарнатх.

Тут было то самое священное место, где Будда произнес свою первую проповедь акулам, что плавали в пруду, и ты чувствуешь, как едва уловимые вибрации медленно подбираются к тебе. Пока дикая планета всего лишь страдала от этого дёрганого, безграничного вывиха, что принёс с собой громадный и усиливающийся поток Третьей Волны, ныне вещи просто «растворялись» намного быстрее в этой запутанной игре, которую, с уверенностью могу сказать, понимали только высшие силы.

А потому могло ли хоть какое-то сознание найти так необходимое спокойствие в этом жестоком нестабильном мире с его «чёрными и белыми песнями» и его вечной маниакальной депрессией. Укрытая саваном и вращающаяся волчком планета страдала от странного шизофренического раскола, это был загадочный и ускоряющийся «перепад напряжений», но «оракулы мо» давали сигналы о приближающихся событиях нового года, в то время как я срочно советовался с ламой Госаром в одну из последних своих недель в несусветной Индии.

«Великая Воронка»:

Это лишь века и тысячелетия:

Небесные часы медленно тикали, когда я встретился с мамой Калю и загадочным комитетом по переводу на иностранные языки в Салугаре, в котором председательствовали сгорбленные советники; это была моя последняя остановка, перед тем как направиться к окончательному и многострадальному эпицентру Третьей Воронки во время этой долгой, мрачной и дикой поездки.

Да, карта великого напряжения привела меня в Сикким. Я просто почувствовал, что я теперь весь в движении с этим новым внезапным ощущением свободы в столь странных и далёких краях, которые называют землёй летающих лам, и тут жили самые разные племена: таманги и шерпы, бхотия и тибетцы, бенгальцы и, конечно же, лепча.

Видите ли, китайцы и индусы на самом деле не отдают себе отчёта в том, что холодная война уже закончилась, и что это довольно плохая новость для бедолаги Сиккима, а эти ненормальные «кагъю» вели друг с другом войну, и начинало складываться впечатление, будто бы бедный и отрезанный от мира Румтек был в осаде. Всё это было не более чем дешёвой силовой политикой с ворохом обесценившихся бумажек, и происходило оно из-за злобного проклятия, а оставаться в стороне от перекрёстного огня было безграничной королевской болью.