ОАЬ Dattatreya - Xbcnjt Космическое Cjpyfybt. Муравьи под звездами

Константин снял ремень и погладил свой новенький пахнущий мятой мотоцикл неизвестной никому марки. Он купил не Дукатти, потому что Дукатти стали делать недостаточно жесткие спицы, они ломались при взгляде любой сексуальной боди. Подлетел воробей и Константин вдруг почувствовал приближение некоего внутреннего отторжения чего-то нового. Из глубины темного облитого промозглым туманом леса вышел леший, весь в цепях. Константин тут же обосрался. Мята не оттягивала запаха. Все его деньги в карманах пропахли чем-то новым. Не трусостью и обманом, а чем-то необыкновенным. Он пока не знал что это, он никогда не сталкивался ни с лешим, ни с тем что мог бы вот так просто от страха наложить. Но леший был вполне реален. Конста вдруг вспомнил про недавних зайчат, которых он видел, когда его руки плотно как за боковины ягодиц сочной шлюхи из Корнеево держали ручки его мятного электро байка. Леший подошел и спросил «алямпиркуст кунчо?» голосом труб, голосом ветров с нежным подтекстом насмешки над всей жизнью этого прекрасного человека. Констанчик выронил все шишки из рук и начал внутренне гореть. Леший взял его руку и положил ее на его штаны спереди. Уйдя под землю, леший сел за стол, раскрыл свою руку и выпустил оттуда зло, которое собирал по лесу. Зло покатилось к дереву, стоявшему у лешего, и стало его облагораживать. Дерево цвело, Константин становился чуть добрее, мотоцикл пах мятой…

Порядок сна

Долго шел по пустыне. Иногда смазывал пальцы слюнями и смотрел на рядом бредущую японку с привязанным к спине холодильником, в котором лежали слова. Иногда она стонала и засовывала руку между ног, чтобы очередным фокусом меня рассмешить. Так я мог идти дальше.

– ты видела… ну, до космоса еще далеко? – спросила часть моей бороды.

мне в такой ситуации было сказать нечего, я просто наблюдал как развивается все это дело. японка подошла и лизнула мне сосок, но оказалось, что она стояла на коленях и просовывала руки сквозь планету. Я был планетой и почувствовал как в пальце на другой стороне всего меня, даже там, где я бывал редко, запели птицы. Эти птицы были рады рождению и где-то очень далеко отсюда пели обо мне.

Вся наша дорога была покрыта то полоской снега шириной в метр, удаляющегося в бесконечность, то липким солнечным мармеладом вперемешку со светящимися ящерицами, которые что-то записывали за маленькими столами с пишущими машинками. Иногда я наступал на одну из них в полумраке своих красок и немного подлетал на 5—10 сантиметров в зависимости от величины ящерицы. При этом от меня отрывались ядрышки и выпрямляли японку, она даже становилась все краше и краше.

Вдруг из холодильника выпало слово «дверь». Все ящерицы прекратили писать и пустыня начала говорить.

– Ты, наверное, ищешь космос? И тут внезапно вокруг меня появились все писатели мира. Я ждал этого момента. Японка рывком вперед открыла холодильник, перекинув через себя и открыв появившуюся «дверь». Писатели были обескуражены. Часть ринулось за словами в холодильник, остальная же бросилась в открытую дверь. Я стоял и смотрел на звезды пока происходило все это дело спасения мира. Ко мне подошел один писатель, его звали По. По подошел ко мне и спросил «Ты думаешь это страшно?».

– Слушай, я не знаю. Вообще цель была просто всех писателей всосать, чтобы вы уже перестали людям голову своими фантазиями морочить и тягать их энергии. На что По ответил – «ТЫ, МУДАЧО МАЛЕНЬКИЙ, КОСМОСА НЕТ!». И кинул в меня замурованной мухой.

Я знал, что космоса нет, но для этого мне и нужно было вытащить именно По в пустыню. Задача состояла заполнить страхом все, что было опасно. Японка была миражом сознания писателей, как символ власти над ними неведомого, но По был самим неведомым. Я знал, что с ним этот фокус не пройдет, но любой энергией можно было управлять, и сейчас я управлял По. Опасность для меня лично состояла лишь в том, что параллельно с По в другой вселенной на меня смотрела писательница другого толка Ебень. И только совместив две вселенных я смог бы преобразовать свое состояние в – 3.56, в котором начиналось возрождение. По с легкостью закрыл дверь и слово исчезло. Холодильник и японка стали тишиной между светом и страхом. В пустыне был только По и я.

По закурил, я достал из правого кармана небольшого осла, прокрутил его на пальце и стрельнул. По был повержен. Сигареты довели его. Страх заполнял пустыню, ночь надвигалась на планету, я был планетой. Осел лежал в правой руке и медленно затвердевал под морозным космосом. Кипяченые от слез глаза последние секунды видели мерцающие звезды, покрываясь тонкой пленкой бирюзового светящегося льда.