Ким Барссерг: Solar wind – Солнечный ветер. Протуберанцы

– Ну, – спросил я Фима, – привез?

– Привез, – ответил Фим.

– Сколько? – Поинтересовался я.

– Сколько смог провезти через кордон, Сева, – заговорщицки подмигнул мне Фим, – все на благо нас, любимых.

Мы устроились тет-а-тет, напротив друг друга, за круглым барным столом, лениво потягивая разливное пиво из полулитровых бокалов. Вокруг, занятые разговорами визави, располагались мадьяры. Под потолком кафе стоял непрерывный гул угро-финского диалекта.

– Ладно, – сказал я, – давай побрякушки, пойду, навещу хозяина этой забегаловки. Надо поменять «рыжье» на «копие».

Лацци восседал за столом администратора в своем кабинете, словно Кощей, который чахнет над златом из двадцати-форинтовых кругляшек, серебристой горой расползшейся по столешнице из морёного дуба.

– Jó napot kívánok, barátja Лацци! 6 6 «Здравствуй друг Лацци!» – (венг.) – поздоровался я, прикрывая за собой дверь в кабинет.

– Hogy vagy? – что означало, по моему мнению, что-то типа – как дела?

– Szerint a nyaka szar, de büszkén, barátja Сева, büszkén néz szar, – ответил на мое приветствие Лацци, – по горло в навозе, но с гордым видом, – означал в просторечии местный сленг.

– Что тебя привело ко мне barátja, просто зашел или по делу?

– По делу, Лацци. Мне надо поменять золото на твои, блестящие, во всех отношениях, форинты. Без валюты совсем дышать стало темно, – ответил я, – да и, вот еще, брат с отцом ко мне приехали в гости из Союза, надо же их чем-то удивить за границей, хотя, как говориться: «курица не птица, Венгрия не заграница».

– Надо, надо Сева-úr 7 7 ] «мистер Сева» – (венг.) , – произнес Лацци, задумчиво теребя переносицу, – только, вот золото русское ваше у нас не в цене, красное оно – не в смысле советское, а в том смысле, что слишком большой процент меди в нем, плохо продается, итальянское – совсем другое дело. Да, ты знаешь, такое, желтого цвета.

– Знаю, Лацци…

Я обменял товар на деньги, воплотив теорию Карла Маркса на практике, правда, по курсу «барата» Лацци, теоретически обоснованному мне, с точки зрения макроэкономического процесса рыночных отношений в отдельно взятой стране.

Выйдя из кабинета Лацци, я застал брата за следующим занятием. Фим удерживал двумя руками разъяренного буфетчика, который отправлял наш балык красной рыбы, вместе с бокалами пива в мусорный бак, стоявший рядом с выходом из кафе, при этом, что-то громко и грязно ругаясь. Толпа любопытных зевак, плотным кольцом окружившая Фима, демонстративно выталкивала его из «Буфе».

Первый нападавший, стал пациентом травматологии, после короткого «хука» Фима. Второй, после моего бокового удара правой ноги в челюсть, который я выполнил круговым движением через стойку бара, едва не задев бармена.

– А что еще оставалось делать?

Драка разделилась на два социалистических лагеря – за русских и против. Бились с величайшим упоением, – вперед, за Родину, бей фашистских сателлитов!

Мы, спиной к спине с каким-то мадьяром, отбивались руками и ногами от нападавших защитников Австро-Венгерской коалиции.

– Ты кто? Hogy hivnak? – тупо спросил я, отбиваясь от очередного нападавшего по левому краю.

– Имрус Добош, фамилия такая, по-русски ответил он, – военный я, капитан.

Из кабинета вышел Лацци и утихомирил своих соотечественников, громко крикнув: – Stop! Megáll, majd hívja a rendőrséget! 8 8 «Стоп! Остановиться, позвоню в полицию!» – (венг.)

Народ потихоньку стал успокаиваться и расходиться по своим местам, ворча себе под угро-финский нос:

– Этим русским все можно, даже приносить в пивной бар свою тухлую, вонючую рыбу ненавистного красного цвета, после которой хочется выбросить все их бокалы в мусорную урну, вместе с янтарной пьянящей жидкостью.

Я вышел на крыльцо бара, где уже стояли Имрус и Фим, о чем-то возбужденно разговаривая.

– Ты как себя чувствуешь брат, у тебя все нормально? – спросил я, вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб, – живой?

– Да все нормально, Сева. Чего это они на нас набросились как бешеные собаки? – выдохнул в темноту ночи Фим, – ну, прямо наци какие-то.

– Это все из-за вашей копченой или соленой рыбины, – утвердительно высказался Имрус, – в Венгрии уважительно относятся только к свежей рыбе, а есть соленую, это все равно, что запивать пивом тухлую собаку, по вашим вкусовым ощущениям.

– Ну и нравы! – сказал я и, спросил Имруса, – а ты как относишься ко всей этой гастрономии?

– Я, нормально! Я учился в военном училище в Тамбове, и жена у меня русская. Янош Кадар сказал, чтоб мы без русских жен обратно на родину не возвращались. Надо улучшать генофонд нации, – ответил на мой вопрос Имрус, – у нас населения во всей Венгрии не больше, чем у вас в Москве.