Елена Шевченко - Эльге, до востребования

***

Вскоре Костя с матушкой уехали, пришла телеграмма, что в Москву возвращается Петр Григорьевич Богатырев.

Через год после аннексии Чехии известный славист принял решение о возвращении на родину.

С отъездом Богатыревых все на дачах разладилось, все потянулись в Москву. Тетки со словами, что к вечеру будут, приехали через день. У мамы появились какие-то неотложные рецензии на работе.

Валерий неожиданно заменил прогулки на рыбалку, приходилось тихо сидеть рядом с ним у реки. Он объяснил, что необходимо менять вид деятельности, активность на пассивность, это стимулирует мозговую деятельность. Валерий молча следил за поплавком, а на обратном пути с тремя пескарями на леске читал стихи Симонова. Были совсем неприличные. А были и хорошие. Ей вот это понравилось:

Плю ш ев ы е в о л к и

З ай ц ы , п о г р е м у ш к и .

Д е т я м д а р я т с е л ки

Д е т с к и е и гр у ш к и .

И , со с т а р я с ь , д е ти

Д о с м е р ти б е з т о л к у

В с е на б е л о м св е т е

И щ у т эт у е л к у .

Г д е жа р - птица в к л е т к е ,

Золоты е с ли т к и ,

Г д е вис и т на в е т к е

С ча с ть е и х на ни т к е .

Т о л ьк о де д - мор о за

Н е т у на ма к у ш к е ,

Ч т о б в отв е т на с л е з ы

С в е р х у с н я л и гр у ш к и .

Ж е л ты е и г о л ки

Н а п о л о п ад а ю т …

В с ё я жд у , ч т о с ё л ки

М н е т е б я под а р я т .

Услышав, она обрадовалась. Значит, он помнит, как они познакомились в 1935-м.

Тогда папа впервые принес елку, настоящую, а не ветки, которые фрондерствующие тетки, завернув в газету, каждый год тайно приносили в дом 24 декабря. Папа качал головой, но ничего им не говорил. Это они щебетали, словно провинились и оправдываются, мол, кто на четвертом этаже увидит. Папа начинал спорить, что соседи унюхают запах Рождества. Тетки шумели, что же теперь не праздновать, у них еще с октябрьского праздника припасена бутылочка полуночного шампанского, его надо только тихо открыть. Тихо ни разу не получилось.

И вот, наконец, елку разрешили. Для настоящей елки нашлись игрушки. Только дореволюционный ватный Дед Мороз был безнадежно испорчен Алеком: он его раскрасил и подстриг.

И тут жизнь завертелась, мама обзвонила всех знакомых и назвала толпу гостей с детьми – и Вульфсонов с Валериком, и Манфридов с Эриком.

Все принесли игрушки, столь долго томившиеся по чемоданам на антресолях. Детей усадили делать гирлянды и снежинки. Лейба ими руководила, она оказалась знатной мастерицей по вырезанию из бумаги.

Амалия ворчала, что надо было праздновать 24 декабря, а это что-то совершенно другое, 31-го уже и не праздник. Все от нее только отмахивались.

Ночью детей запихнули спать в одну комнату, завели патефон и танцевали. Мама пела. А на следующий день вечером все пошли к Манфридам в Дом на набережной. У них была огромная елка, под потолок. И всем дали подарки. Эльге досталась звезда на елку и пакет конфет. А Алеку – два апельсина.

Только она не помнит, был ли там Валерик, а спросить его было неудобно. И стихи не о той елке. Неожиданно он сказал:

– Я бы хотел испытать такие же чувства, но не всем это дано.

– Почему ты так говоришь? Мы же все кого-то любим. Папу, маму, Алека, теток… – сбилась, чтобы не проговориться.

– Я о другой любви.

– Понимаю, – кивнула головой.

– Не понимаешь, – покровительственно сказал он. – Вот ты читала «Декамерон»?