Юрий Жук - Игры для мужчин. Проза времен соцреализма

– Я уже ушел. Я совершенно не вмешиваюсь. Конечно, они знают лучше. Но только вот тут в уголочке… А вдруг они забудут вставить шпильку в эту петлю? Тогда подрамник сразу не поставишь на место, и от этого пострадает номер.

– Лева, успокойтесь. Все будет в порядке. Вы же видите, что ваша шпилька уже на месте, – горячится администратор.

И актер уходит, оставляя поле боя толстяку, побежденный, но не успокоенный. Номер его в программе далеко не первый, и он спускается во двор подышать свежим воздухом и собраться.

– Здрасте, дядя Лева, – приветствуем мы его хором во дворе, потому что толстый администратор уже успел несколько раз выставить нас со сцены, где мы, путаясь под ногами, в предконцертной суматохе пытаемся помочь то электрикам поднести фонари, то радисту размотать шнуры от микрофона.

– Здравствуйте, здравствуйте, дети. Будем смотреть концерт, как обычно или что?

– Как обычно, – отвечает Толян на правах старого знакомого. – Только бы толстяк не заругался, а то обещал ухи надрать, если еще увидит на сцене.

– Ничего, я проведу, – улыбается дядя Лева. – Только майки непременно наденьте и отпроситесь у родителей.

– А ему можно? – тычет в меня пальцем Волоха. – Он теперь тут тоже живет.

У меня неприятно начинает сосать под ложечкой. А вдруг откажет? Но артист великодушен, и я вместе со всеми бегу мыть ноги и надевать майку.

Причесанные и обутые мы садимся на лавочку возле служебного входа Зеленого театра и терпеливо ждем дядю Леву. А тот, словно забыв о своем давешнем обещании, вышагивает по двору от сцены до колонки и обратно, что-то бормочет себе под нос, изредка помыкивая и погмыкивая. До нас долетают отдельные фразы его непонятной речи:

– На дворе трава, на траве дрова. Гм-гм-гм… – и снова: – На дворе трава, на траве дрова…

– Че это он? – хихикаю я, услышав первый раз его бормотанье. – Чокнутый, что ли?

– Тише ты, – почти без звука, одними губами шипит на меня Волоха, – сам ты чокнутый. Не видишь, готовится к выступлению. Артист ведь.

– Че к нему готовиться? Выходи да выступай, раз артист, – не понимаю я.

– Выступай, – передразнивает Волоха, возмущенный моим невежеством, – это тебе не закидушку забрасывать. Тут талант нужен, чтобы всем понравилось. Вот он и сосредотачивается, чтобы всем понравилось. Погоди, сам увидишь в концерте.

– Тихо вы оба, – вмешивается Толян, – помолчите, а то услышит, рассердится и не пустит. Тогда будете знать.

Но нас пускают, и мы, сидя в первом ряду, бешено хлопаем в ладоши вместе со всем зрительным залом.

– Только бы дождя не было, – беспокоится Волоха, – а то отменят, так и не посмотришь.

– Ладно, не каркай, – обрывает его Толян, – а то и правда польется.

Но дождем не пахнет, и занавес, наконец, открывается, и на сцену выходит толстый администратор с огромной в пол-лица улыбкой. Он хлопает в ладоши в ответ грохочущему залу, прижимает руки к груди, принимая приветствия зрителей и, наконец, объявляет о начале концерта.

И концерт начинается.

Артисты сменяют друг друга. Зрителям нравится. Они довольны и мы – тоже. Толян с Волохой знают программу концерта наизусть и тихонько с обеих сторон комментируют ее:

– Сейчас ксилофон будет.

– Что это? – не понимаю я.

– Инструмент такой. На нем специальными ложками играют, – объясняет Во лоха. – Мне однажды этот музыкант дал даже постучать по нему немножно. Я ксилофон нести помогал.

– Иди ты?! – не верю я.

– Точно, спроси у Толяна. Он сам видел.

– Было, было, – подтверждает тот.

– А за ксилофоном китайцы выступать будут. Рыбок в воздухе ловить и в банку сажать. Живых, – продолжает Толян.

– Как живых?

– Как-как… Манипуляции.

– Чего?

– Манипуляции. Ну ловкость рук, и никакого мошенства.

– Да не манипуляции, а иллюзионисты, – спорит с ним Волоха.

– Сам ты иллизинист. Не знаешь, так не суйся. Самые настоящие манипуляции, – не сдается Толян.

– Потом петь будет одна дамочка, – переводит разговор Волоха. – Только это неинтересно. Как затянет свое: «Над полями да над чистыми…» Ей всегда мало хлопают и на «бис» не вызывают. Только она иногда сама остается.

– Хоть бы сегодня не осталась, – вздыхает Толян. По всему видно, что и ему эта певица не очень нравится.

– А за ней дядя Лева.

Все оказывается так, как предсказывали ребята. За ксилофонистом выступают китайцы-манипуляторы, или иллюзионисты (кто их разберет-поймет?) Мужчина и женщина. Оба в нарядных восточных костюмах. Они ловко управляются с целой кучей стеклянных тарелочек, которые с огромной скоростью вращаются на концах длинных бамбуковых палочек. Артисты подбрасывают их в воздух и снова ловят палочками, перебрасывают друг другу и снова ловят. Затем мужчина берет длинную удочку, забрасывает ее в воздух над первыми рядами зрительного зала. Несколько быстрых, почти неуловимых взмахов в воздухе и, о чудо, на конце лески бьется живая рыбешка. Опущенная в стеклянную банку с водой, она как ни в чем не бывало начинает плавать по кругу под восторженные аплодисменты зрительного зала.