Юрий Жук - Игры для мужчин. Проза времен соцреализма

А делается это так. Берется доска, не широкая и не длинная, примерно с метр. Кладется серединкой на кирпич или чурбак, чтобы один конец лежал на земле, а другой – в воздухе. И на нижний складываются кучкой двенадцать хорошо отструганных палочек. Вот и все приспособление. Потом мы считаемся, и одному из нас выпадает вадить, кто-нибудь ударяет ногой по верхнему концу доски. Все палочки разлетаются, и пока водящий собирает их, остальные участники «большой игры» должны спрятаться. Тут-то и начинается сама игра: доска снова уложена на камень, на доске – кучкой палочки, которые вновь готовы взлететь вверх.

Водящий должен найти всех и «застукать» о доску с палочками. Не успел добежать первым – удар ногой по доске, и палочки вновь в воздухе, и все, кого нашел водящий до этого, разбегаются. Вновь ищи. Горе водящему, неповоротливому и ленивому.

Тот Двор, большой, с массой сараюшек и закоулков. Уговор – дальше двора не прятаться, но и его хватает с избытком. Чуть зазевался, и откуда-нибудь непременно вынырнет спрятавшийся, а это значит, что палочки вновь в воздухе. Собирай и ищи всех снова. Участвуют, как правило, человек по десять – пятнадцать, на то она и «большая игра». Играли всерьез и подолгу. Попробуй, не отвадься. Потом говорить с тобой не захотят, даже самые близкие твои приятели.

Бывало, и дня не хватало, чтобы закончить игру, что ж, переносили на завтра и начинали с того места, где остановились вчера. Правила жесткие, но по нашим понятиям вполне справедливые. На то она и «большая игра». Бывали случаи, когда кто-нибудь из особо «хитреньких» пытался увильнуть, выйти из игры не отвадившись, в общем, жилил. С такими у нас разговор короткий. Жил у нас не любили, и если другие меры, уговоры и увещевания не помогали, прибегали к крайней мере: из жилы «сало» жали. Окружали его плотным кольцом и, сбившись в кучу, дружно давили, что было сил.

Надо сказать, что операция эта болезненна и, главное, унизительна. Потому прибегали к ней редко, и после провинившийся уже не принимался в «большую игру». Сиди себе в сторонке и слюни пускай от зависти, пока вновь не заслужишь у общества потерянного авторитета.

Есть в нашей компании Славка-Жирный. Жирным мы его зовем не столько за полноту, сколько за неповоротливость и слюнтяйство. Вадит он в «большой игре» частенько, а если и прячется, то найден, как правило, бывает сразу – толком прятаться не умеет и лишь канючит:

– Да, нечестно. Я не успел. Давайте переиграем.

В общем, жилит Жирный, и жилит больше всех. Такой уж у него характер. Но стоит начать давить из него «сало», вопит и воет еще до начала, чем больше и больше подстрекает на экзекуцию молоденьких сорванцов.

Однажды в «большой игре» трое суток не мог он отвадиться. Дошло до того, что в последний день, усевшись верхом на доску с палочками, чтоб никто не смог к ней подобраться, никуда не отходил и только кричал с места:

– Ага, вон ты, Юрка! Вижу, Рыжий, вижу: за сараями! Вылазь, гад, я тебя застукал. Слышишь, Рыжий?

А Юрка-Рыжий в это время совсем с другой стороны, не таясь, подошел к доске, да так ловко, что Славка его и не заметил, обратив все свое внимание на сараи, и со словами: «Искать надо, а не сидеть!» – сильно ударил ногой по доске, подбросив все палочки вверх. Из глаз Жирного хлынули слезы. Слезы обиды и злости.

– Не буду, – закричал он, – больше играть! И водиться не буду! Велосипеда не дам и отцу скажу! – и сбежал с воем.

Обычно взрослые в наши дела не вмешиваются, и решали мы все свои конфликты всегда сами, поэтому были немало удивлены, когда через несколько минут из Славкиной квартиры вышел мужчина в расстегнутом кителе, Славкин отец был военным и служил где-то в органах на Вольской, а за ним – сопливый и воющий Славка:

– Чего, ребята, сына обидели?

Мы все собрались в кучу. Необычно и боязно отстаивать свою правоту перед взрослым, тем более что тот – сторона заинтересованная. Однако вины за собою не чувствуем и кричим в ответ хором:

– Пусть отвадится!

– Жила ваш Жирный!

– Не отвадился, домой убег!

– В компанию не возьмем, раз так!

Отец его спрашивает:

– Чего ж ты не отвадишься?

А тот ревет, как белуга:

– Да, как же, отвадишься тут! Третий день важу, и все бестолку! Они нечестно, специально заваживают, что¬бы посмеяться!

А надо сказать, что нечестности никакой не было. Вся игра проходила точно по правилам, как обычно. Конечно, вадить не сахар, это каждый скажет, но чтоб к отцу бежать жаловаться – последнее дело.