Georg Tate - Когда твой Бог подобен Сатане. Лилиан

В тот момент я потеряла что-то очень-очень важное, будто что-то откололось от меня, что-то настолько важное и ценное, что его недостаток был ощутим до самых глубин моего подсознания. Я чувствовала, как этот кусочек отделяется от единого целого с таким громким хрустом, что он отдавался эхом где-то в просторах моего сознания. Что-то рвало меня изнутри на части, что-то настолько сильное и мощное, что ломало рёбра и сводило живот, настолько нечто морально тяжелое, что хотелось кричать, рвать голосовые связки изо всех сил, чтобы хоть как-то снизить это новое для меня ощущение.

Я очень смутно помню, что было дальше – очень смазанные картинки отпечатались в памяти, будто по нарисованной карандашом картине провели пальцами, растирая контуры. Я совсем не помню, как закончился разговор с бабушкой, как я вышла из гостиной, из дома. Первый кадр в ленте моего воспоминания – это задний выход из дома через огород, второй кадр – я в летнем праздничном платье бегу изо всех ног по полю, одинокому и, казалось мне, бескрайнему. спотыкалась, падала, обдирая колени, и снова бежала, теперь уже в обтёртом об траву платье босиком, третий кадр – я упала, разодрав колено до крови, но не встала, я просто легла посреди этого поля, будто распятая, и текли слёзы, я пыталась кричать, кричать как можно сильнее, но голос пропал, его предательски не было, он застрял где-то в горле и никак не выходил наружу, как бы я ни старалась. Четвертый кадр – я, успокоившись, точнее, прекратив истерику, шла дальше через поле, пока не уткнулась в какое-то ограждение или забор невысокий. В моем апатичном состоянии не составило труда перелезть через него, и без того задранное платье задралось гораздо выше колен. Это оказался заброшенный участок, знаете, такой по которым обычно любит полазить всякая мелкота, вроде меня. Тёмные мрачные коридоры идеально подходили под моё настроение. Я была озлоблена на весь мир, на каждого в этом мире, будто все виноваты, что мой отец – подонок. Затем моя личная кинолента снова обрывается. Последний кадр, что записался на ней в тот день, это его пришествие, моего спасителя, моего Бога. Я точно помню, как он эффектно появился – спрыгнул с этажа повыше, бледный белый, но при этом такой контрастный, цвет кожи, идеально на фоне того мрака. Мы обменялись парой фраз, и он сразу понял, что я не в духе на милые беседы. Он не стал спрашивать, что со мной случилось, почему я заплаканная с потекшей косметикой и ободранным платьем и кровью на колене и ладони. Он предложил мне какую-то игру, я не была в настроении спорить, огрызаться, не соглашаться, я была в никаком настроении, назовём это настроением «зеро», то самое чувство, когда ты не способна ни на какую деятельность, даже на умственные процессы. Весь диалог я помню как под водой – невозможно разобрать ни слова, очень глухо и смутно всё. Я помню чётко только одну его фразу – он привёл меня в небольшую комнату, в которой был всё-таки тусклый, но хоть какой-то свет от лампочки, в которой было почему-то много мебели и прочего хлама; он подошёл сзади и положил в мою ладонь бейсбольную биту с кучей вбитых в неё гвоздей и, выдержав паузу, шепнул на ушко: « Выпускай своих демонов .» Я не знаю, что это за фраза, как она сработала и всё такое, но после неё я, как с цепи сорванный пёс, начала рвать и метать всё вокруг, разбивая ударами всё, что видела на своём пути, эта энергия для сокрушения шла не из головы, а откуда-то глубже, из глубины меня, она наполняла меня, моё тело, настолько, что я, наконец-то, закричала, даже нет, это было больше похоже на рёв, такой, что бывает перед боем, я чувствовала эту злую энергию во мне, как она лилась из меня, как я горела ею, как огнём, как она наделяла меня силой, мощью, властью сокрушать, убивать, ломать. Мои глаза обливались кровью, и не удивлюсь, если они горели огнем кровавого цвета. Эта энергия вымещала всё то настроение, всю ту эмоцию, все те негативные чувства боли, печали, разочарования, что причинил мне мир морально, обратно во внешний мир, в хаос. И чем больше я вымещала, тем меньше ее во мне оставалось, с каждым ударом, каждым ревом, все меньше и меньше, дышать становилось всё легче и легче, я успокаивалась все больше и больше. В конце концов, я, обессиленная и исчерпывающая свою злобу, обернулась посреди комнаты в этих разрухах, сделала пару робких шагов к незнакомому телу. Прижалась крепко, а слезы все равно лились, не останавливаясь. Вот так он и спас меня от первой боли. Он пришел ко мне сверху, со второго этажа, спустился вниз, словно снисхождение Бога, его первое пришествие ко мне.