Абрахам Меррит - Корабль Иштар. Семь шагов к Сатане (сборник)

Облачко странного запаха по спирали поднималось над большим каменным блоком. Кентон почувствовал, как оно будто ласковой ладонью коснулось его лица.

Он отчетливо ощущал этот запах – незнакомый аромат, слегка беспокоящий, воскрешающий в памяти чуждые ускользающие образы, отрывки мыслей, что исчезали, прежде чем мозг мог уловить их, – ощущал с того самого мгновения, как снял упаковку с предмета, который старый археолог Форсит прислал ему из песчаных склепов давно мертвого Вавилона.

Он снова мысленно измерил блок – четыре фута в длину, несколько больше в высоту, немного меньше в ширину. Выцветшего желтого цвета, столетия висели на нем, как полупрозрачное одеяние. Надпись только на одной стороне, десяток параллельных линий архаичной клинописи; если Форсит не ошибся в своем толковании, надпись сделана во времена правления Саргона Аккадского, шесть тысяч лет назад. Поверхность камня оббита, усеяна трещинами, знаки в форме клиньев повреждены, почти неразличимы.

Кентон склонился ниже, аромат стал сильнее, его спирали цеплялись, как десятки щупалец, как маленькие пальцы, тоскующие, просящие, умоляющие…

Умоляющие об освобождении!

Что за вздор! Кентон распрямился. Рядом лежал тяжелый молоток; Кентон схватил его и нетерпеливо ударил.

Послышался звук; он становился громче; еще громче, в нем прозвучали музыкальные тона, будто заговорили где–то далеко нефритовые колокольчики.

Звук прекратился, остался только высокий колокольный перезвон; колокольчики звучали все яснее, все ближе, они приближались по бесконечным коридорам времени.

Потом резкий треск. Блок раскололся. Оттуда запульсировало сияние розового перламутра, а вместе с ним – волна за волной аромата, больше не вопрошающего, не тоскующего, не умоляющего.

Теперь он был ликующим! Триумфальным!

Что–то скрывается в блоке! Что–то пролежало в нем шесть тысяч лет, со времен Саргона Аккадского!

Снова прозвучали нефритовые колокольчики. Снова они просили о чем–то, потом повернули и понеслись назад, по бесконечным коридорам времени. Стихли, и тут же блок стал опадать; исчез; превратился в кружащееся, медленно оседающее облако сверкающей пыли.

Облако вращалось, водоворот сверкающего тумана. И исчезло, как будто отдернули занавес.

В блоке находился – корабль!

Он плыл на пьедестале волн из лазурита, верхушки волн белели молочным горным хрусталем. Корпус корабля тоже из хрусталя, кремового и слегка прозрачного. Нос в виде ятагана, круто изогнутого назад. Под загнутым назад концом ятагана каюта, ее обращенные к морю стены, как у галеонов, образованы высоко поднятыми на носу бортами. Там, где борта поднимались, образуя каюту, начиналось легкое сияние, согревавшее туманный хрусталь; оно становилось сильнее по мере подъема бортов; ярко сверкало на самом верху, превращая каюту в розовый драгоценный камень.

В центре корабля, занимая треть его длина, находилась гребная яма; к ней от розовой каюты спускалась палуба цвета слоновой кости; часть палубы, шедшая к корме по другую сторону ямы, черная. На корме другая каюта, больше, чем на носу, но приземистая и тоже черная. Обе части палубы широкими платформами тянулись по бокам гребной ямы. Посреди корабля белая и черная части палубы встречались, при этом возникало странное впечатление соперничества, борьбы. Они не смешивались, не переходили друг в друга. Обрывались резко, край к краю, враждебно.

Из ямы поднималась высокая мачта; заостренная и зеленая, как сердцевина огромного изумруда. На рее размещался широкий парус, светящийся, будто сделанный из огненных опалов; от мачты и реи спускались снасти тусклого золота.

По обе стороны корабля по одному ряду больших весел – их семь, их алые лопасти погружены в перламутровую лазурь волн.

И драгоценный корабль имел экипаж! Почему, удивился Кентон, он не заметил этого раньше?

Как будто крошечные фигурки только что появились на палубе… женщина выскользнула из двери розовой каюты, ее рука еще протянута к закрывающейся двери… и еще женские фигуры на белой палубе, их три, они сидят… головы низко опущены; две держат арфы, третья – двойную флейту…

Маленькие фигурки, не больше двух дюймов в высоту…

Игрушки!

Странно, но он не может различить ни черты лица, ни детали одежды. Фигурки нечеткие, как будто на них наброшена вуаль. Кентон сказал себе, что виной тому его глаза; на мгновение закрыл их.