Перед домом, где жил сын, она постояла, разглядывая страшноватое кирпичное здание с ободранной штукатуркой. Дом был погружен в уныние серо-болотных оттенков, и Татьяне Дмитриевне пришло в голову, что лучше бы эту штукатурку ободрать совсем, помыть кирпичную кладку… и что, живя в такой депрессивной трущобе, неудивительно запить. Даже занавески на всех окнах были старые, линялые… только на балконе второго этажа сушилось ярко-оранжевое полотенце.
Дверь в Алешину квартиру оказалась незакрытой, но Татьяна Дмитриевна, справляясь с испуганным сердцебиением, замерла на пороге, робко стуча по дверному полотну. Было тихо, внучкина возня не слышалась. Невестка Юля вышла в байковом халате, рявкнув:
– Кто там еще?
Увидела Татьяну Дмитриевну и скривилась.
– А, здрасте…
Повернулась и ушла – войти не предложила. Татьяна Юрьевна вошла сама, несмело продвинулась за Юлей до кухни и спросила:
– Мой-то… где?
Юля раздраженно сдула с лица прядь.
– Где ему быть, пьяный лежит!
Разгоряченная Юля, нависая над полной раковиной, мыла посуду. Одного взгляда Татьяне Юрьевне было достаточно, чтобы понять две вещи: во-первых, посуда накапливалась в доме с неделю, не меньше. И во-вторых – Юля по-прежнему экономила на мыле. Татьяна Дмитриевна, глядя, как невестка скребет посуду грязной тряпкой, каждый раз морщилась – откуда? Вроде из семьи приличной, работящей… сватья – рукодельница…
– А Настя? – заикнулась Татьяна Дмитриевна про внучку, но тут же пожалела.
– Настя? – Юля повернулась к свекрови и уставилась свирепыми глазами. – Вам-то что Настя? Есть у меня силы на ребенка? У меня мужик – только знаешь, что задницу ему вытирать!
– Юленька, я не отказываюсь… – пробормотала Татьяна Дмитриевна. – Когда я не в смене, возьму с удовольствием, ты же знаешь…
Юля в сердцах швырнула тряпку.
– Разведусь к чертовой матери! – провозгласила она, сверкая глазами. – И прав родительских лишу. Лучше никаких родственников, чем такие.
– Юленька, его лечить бы… – попробовала вступиться Татьяна Дмитриевна.
– Сами и лечите! Я ему не нянька.
Татьяна Дмитриевна не стала пререкаться. Она отступила в комнату и услышала легкое похрапывание. Алексей какой-то бесформенной грудой лежал на диване, спал, пахло перегаром, и сердце Татьяны Дмитриевны сжалось от боли. Она хотела подойти к сыну, но ее опередила Юля – подлетела и ткнула пальцем:
– Полюбуйтесь! – Она хлестнула лежащее тело тряпкой. – Дрянь такая, сволочь!
Тело пошевелилось.
– Вставай! – кричала Юля. – Что валяешься, вон… мать на тебя поглядит! Вставай, кому говорю!
– Пошла вон! – взревел Алексей из глубины хмельного забытья.
– Юленька, Юленька… – пробормотала Татьяна Дмитриевна, отступая. – Не надо. Подожди, протрезвеет – тогда…
Но Юля не слушала, и Татьяна Дмитриевна с тяжелым сердцем предпочла убраться. Когда она шла по улице, в сумке зазвонило.
– Таня, привет! – Это была младшая сестра Наталья. – Я на нашей улице…
– Что случилось? – передернулась Татьяна Дмитриевна, и ей представилось, что сносят дом.
– Ничего, – удивленно пропела сестра. – Я к Марине заглянула, она мне шерсти спряла… Дай заскочу? Ты далеко?
– Сейчас буду, – выдохнула Татьяна Дмитриевна.
Через десять минут она снимала внушительный замок с калитки, а Наталья Дмитриевна хвасталась, хлопая по клеенчатой сумке.
– Марина кобеля остригла… Славику пояс свяжу. Он штангист бывший, у него спина надорвана. Греть.
– Вроде свой кобель есть, – негромко удивилась Татьяна Дмитриевна.
Наталья Дмитриевна расхохоталась:
– Масик? Что он мне, овца? Он мне как сын родной!
Татьяна Дмитриевна пожала плечами. Ее так огорчал собственный сын, что она не возражала против кощунственных сравнений.
– Подожди, – проговорила она, когда вошли в дом.
Пока Наталья Дмитриевна располагалась на диване, сестра взяла бумагу, где в нескольких графах были записаны покупки и работы, и вычеркнула строчку «гайка для гладильной доски». Достала гайку, которую получила у слесаря Миши, и завернула в полиэтилен взамен утерянной. Наталья Дмитриевна наблюдала за сестрой насмешливо.
– По бумажке живешь? – сказала она. – Говорила я сегодня твоей Сане…
– Саша заходила? – встрепенулась Татьяна Дмитриевна. – Вот зараза! Я же ее прямо на станцию доставила…
– Уехала, не волнуйся. Славик на автобус отвел. Ключ от дома спрашивала. Светилась прям от счастья. Любовь…
– Полно, – возразила Татьяна Дмитриевна. – Добро бы по-человечески. Ведь Женя этот за человека ее не держит. Что за радость? Даже если бы влюблен – не разведется никогда в жизни. Мало, что жена и ребенок. Там ведь квартира московская. Тесть богатый. А у тестя-то этого свой завод в Сибири, и мотаться ему туда не хочется, а может – без взвода охраны появляться не с руки. Они, может, специально для этого зятя и брали – безродного, безответного. И что ее ждет?
Читать дальше