Светлана Серова - Поворот. Книга первая

Итак, разведка донесла Марине Вячеславовне, что соперница жила в однокомнатной квартире на втором этаже. Это была одинокая дама лет тридцати, очень тщательно следящая за собой, всегда имевшая такой вид, будто только что вышла от парикмахера. Она весьма модно одевалась и очень выделялась на фоне простых тружениц, которые, обвешанные авоськами и детьми, по вечерам уставшие возвращались домой, и которых было явное большинство. Кто она была по профессии, никто не знал, поскольку дама избегала близких контактов (не со всеми, как выяснилось), но она часто уходила поздно вечером на работу и возвращалась утром, чем давала повод для презрительных взглядов, насмешек и намёков определённого толка, хотя, возможно, она работала врачом или медсестрой и просто-напросто предпочитала ночные смены.

Как бы то ни было, однажды поздно вечером произошло следующее. Моя мама, как обычно, производила уборку подъезда, и я топталась возле неё. Уборка подходила к концу, и находились мы как раз на втором этаже. Я услышала, как наверху кто-то вызвал лифт. Он спустился вниз, но не на первый этаж, и это показалось мне странным, а остановился на втором. Что было ещё более странным, из него степенно вышла, я бы сказала, выплыла Марина Вячеславовна в одном из лучших своих нарядов и с безупречной причёской на голове. Мама же, напротив, ничуть не удивилась её появлению, и, как ни в чём не бывало, они начали вести тихий разговор, перешёптываясь, хихикая и переглядываясь. Смотрелись они рядом почти комично: ведущие задушевную беседу уборщица в тёмном заляпанном рабочем халате с половой тряпкой в руке и нарядная женщина в светлом пальто и белых перчатках. Насыщенность их диалога и полное взаимопонимание выглядело даже чем-то противоестественным.

Тем не менее, в этой милой светской беседе прошло около десяти минут, и я заметила, что Марина Вячеславовна начала поглядывать на часы, как бы нервничая, или от нетерпения; но моя мама упредительным жестом заставила её успокоиться, пообещав, что всё пройдёт, как по маслу, что вот-вот… И действительно, в эту самую минуту дверь однокомнатной квартиры отворилась, и из неё неспешно вышла предполагаемая любовница мужа Марины Вячеславовны. Далее произошло непредсказуемое: стремительно, что называется, в мгновение ока, Тётя Марина, как я её называла, белыми перчатками схватила ведро с тёмной, очень грязной водой (ведь ей уже успели помыть несколько лестничных пролётов), выплеснула помои на соперницу с угрожающим возгласом: «Если ещё хоть раз – узнаешь, что будет!» – и, с величественным видом кинув ей перчатки в лицо, словно вызывая на дуэль, удалилась. Соперница явно опешила. Она в течение нескольких минут разглядывала себя, испорченное пальто, отряхивала волосы, с которых коричневыми кляксами шлёпалась дурно пахнущая вода, потом женщина как бы опомнилась и заорала, завопила не своим голосом, выкрикивая оскорбления и взывая о помощи. Моя мама схватила пустое ведро и меня за руку и устремилась вниз, пока не выбежали соседи. Долго в подъезде стоял шум и гвалт.

Не знаю, притушило ли восстание Марины Вячеславовны любовный жар Андрея Михайловича и его воздыхательницы, но, когда муж вернулся из очередной командировки, она опять прибежала к маме секретничать на кухне. Была тётя Марина явно в расстроенных чувствах и почему-то в солнцезащитных очках, хотя на дворе стояла осень. Из этого всего я, хотя и не понимала все детали происходящего, как и мама, сделала правильный вывод: «Горбатого могила исправит».

Если же Андрей Михайлович запивал на некоторое время (а это случалось, когда он расслаблялся после каких-то сложных моментов на работе), то бедная тётя Марина, как я её называла, практически жила у нас на кухне вместе с Димой, изредка забегая домой посмотреть, не угомонился ли её муж, и сварить ему бульончика.

Но любила она его безмерно. Настолько безмерно, что даже и не заикалась о разводе и рассталась с ним только тогда, когда в один прекрасный день увезли его на скорой с инфарктом, а потом и в более отдалённое место, откуда, как известно, не возвращаются.

Я смотрела на школу. В настоящее время – это одна из престижнейших спецшкол в Москве, попасть в которую столь же трудно, как и в приличный вуз. Краска другого цвета, разумеется, но внешний облик мало чем изменился. Она была пуста и бездыханна: уроки давно закончились, и все дети и учителя разъехались на праздники. Такая важная в моей жизни школа, вернее, школа жизни, самым крутым образом изменившая ход и траекторию моей судьбы.