Дмитрий Гавриленко - Холуй и императоры. Вне жанров и без героев

Земля, на которой я сидел, каким-то чудом сохраняла среди жары прохладу, и мне захотелось прилечь. Сказалась физическая усталость и предшествующая ей нервотрепка. Я прилег на бок и тотчас забылся чистым, хотя и неспокойным сном. Снилась мне магистраль, такой, какой я её только что видел. Но странное дело: кто-то словно сгруппировал потоки машин. В одну сторону шли BMW разных моделей, включая легендарный автомобиль 6-й серии с четырехдверным купе. Следом – Volkswagen Jetta бежевого цвета, знаменитый четырехдверный Mercedes-Benz. Им наступал на пятки, сигналя, джип Toyota. Уверенно мчались Mitsubishi с причудливым трехугольником, в который ухитрились вместить три красных ромба, приземистый Ford Mondeo, Audi с четырьмя дружески обнявшимися кольцами и неизвестно откуда взявшийся пикап-афроамериканец Hummer. В другую сторону, рядом со мной, нескончаемо перли Волги, Газели, Нивы, Автолайны, Валдаи, Баргузины, Жигули, Москвичи, УАЗы – работяги с двумя ведущими мостами и даже задрипанные Запорожцы, словно очнувшиеся от многовековой спячки динозаврики. Вдруг остановились возле меня не первой свежести Жигули. Я заметил: машина попадала в аварии, ее чинили, и снова она с прежней настырностью колесила по просёлкам и магистралям. Дверца распахнулась – с водительского сиденья передо мной предстала женщина, которую я когда-то безответно любил.

– Привет, – сказала она. – Как твоё ничего?

– Привет. А твоё как?

– Кручусь-верчусь белкой в колесе.

– Почему не муж за рулём?

– Приказал долго жить. Пьянка доконала. А твоя половина?

– Вкалывает, как и ты. Про любовницу не будешь спрашивать?

Тут стали бешено сигналить водители. И она торопливо бросила:

– Ведьму успокоит лишь осиновый кол. Прощай!

Села в машину, поток понес ее дальше. «Спасибо, что разбудила», – успел сказать я во сне и проснулся. Перед глазами та же двустворчатая калитка, а с трассы донесся непрерывный сигнал. Так сигналит, тормозя, шофер, если дорогу перебегает симпатичный пес, которого жалко сбивать.

Полвторого пополудни. Проспал я не так много, и все-таки отдых взбодрил меня. Сон я постарался забыть, так как в нем была какая-то заноза, которую – я чувствовал это – сегодня мне не удастся вынуть. Сухарь, съеденный в пути, лишь усмирил на время голод. Подойдя к огороду, я выбрал подходящий кабачок, потом принес из домика лопату, кастрюлю и нож. Выкопал два куста ранней картошки. Оказалось семь небольших клубней. С меня достаточно. Кожура молодая, соскабливается легко. С кабачком сложнее, он уже успел заматереть. Мой перочинный ножик – единственный помощник на даче. Я не забываю натачивать его. Лезвие три сантиметра длиной. По этой причине затвердевший кабачок им почти невозможно очистить, но я уже приноровился. Хочешь жить – умей вертеться, хочешь есть – учись стряпать. Да не только стряпать. Здесь вообще лучше держать ухо востро. Мне однажды попалось ведро, в котором гулял ветер: оно вдоль и поперёк изрешечено пулями. Машины по вечерам приезжают не всегда для отдыха.

Я удалил из кабачка семена, разложил их на газете сушиться – для нового урожая. Кабачок нарезал в кастрюлю мелкими дольками. Так лучше, они быстрей пустят сок. Помыл еще раз клубни, разрезал на несколько частей. Нашелся у меня кусочек солёной свинины. С ним блюдо получается вкуснее, наваристее, а главное, еду не приходится солить. Осталось водрузить кастрюлю на два кирпича, вросших в землю параллельно друг другу. Когда-то они были красные, теперь прокоптились до черноты. Им предстояло пройти новый обжиг, для чего я пошел собирать дрова. За ближайшим леском никто не смотрит, деревья в нем рождаются и умирают сами собой. Если бы я не сжигал сушняк, от него здесь уже не было бы проходу. Меня он как топливо очень даже устраивал. Примитивная печка принимала такие дровишки доброжелательно. Еда готовилась быстро. Кирпичи возле углей долго сохраняли тепло, что важно для меня по вечерам.

Смысл моей стряпни был не в варке, а в тушении. Сначала я разжёг между кирпичами огонь, усилил его толстыми сухими ветками и, чтоб не транжирить время, стал окучивать ботву. Тяпка у меня давнишняя, режущее лезвие источено так, будто обгрызли крысы. Я приспособился взрывать землю её боком – получалось недурно. Острый край легко входил в почву – влажную, прибитую недавно дождём. Окучишь – чуткий стебель выпустит новые корни, усилит питание, растолстеет. Клубни тоже будут пузатые: яблоко от яблони далеко не упадёт. Немного поработал, вижу: огонь ослабевает. Я подбросил дровишек, и опять продолжаю окучивать. Смотрю, а между кирпичами образовалась горка красных углей, вздрагивающих от ветра. Это то, что мне нужно. Ставлю кастрюлю на огонь. Теперь от нее нельзя отходить ни на минуту. Воды я не добавлял. Кабачок пускает сок постепенно. Помешиваю ложкой, чтоб не подгорел. Наконец, кабачковый сок составляет треть варева – это тот момент, когда надо поменять местами компоненты. Картошка должна быть внизу, в кипящем соке, а кабачки – сверху. Почему это важный момент? Дело ясное: время готовности блюда должно быть одинаково, кабачки не должны полностью развариться и превратиться в кашицу. Добавляю три зубчика мелко нарезанного чеснока, перемешиваю последний раз – блюдо готово. Первая удача нынешнего дня.