Дмитрий Гавриленко - Холуй и императоры. Вне жанров и без героев

Я решил оградить участок крепким забором и не оставить в нём места для калитки. Превратить сокровенный плод моих усилий в общественную сральню не удастся. Не зря припасены четыре дубовых столбика, которые я заблаговременно окорил топором и подсушил. Поблизости корчевали лес для расширения шоссе, и вот память об этой раскорчёвке – дубки, ныне столь необходимые мне. Предстояли земляные работы, нужны ямки не только для дубков. Между ними надо разместить не менее четырёх столбиков. Я мысленно прикинул, и получилось, что мне следует выкопать не менее двадцати солидных углублений. Лопата, когда-то хорошо наточенная, теперь неохотно грызла землю. Пришлось пройтись по острию несколько раз бруском. Лезвие засияло на солнце новым гривенником, что избавило от лишней канители. Я поплевал на ладони и начал копать. Почва мной же притоптана, поэтому сперва лезвие шло тяжело, дальше – легче: там оказалась сухая, распадающаяся на геометрические фигурки земля. Прежде всего я выкопал ямы для дубков. Они образовали вокруг домика квадрат, каждая его сторона равнялась шести метрам. Эти ямы были глубокие, потому что предназначались для высоких столбиков. Для толстых коротышек, имеющихся в запасе, требовались углубления пошире. Широкие, но неглубокие ямы копать легче, чем глубокие, откуда непросто выбрасывать наверх землю. В одном месте я призадумался. Стараясь копать по струнке, используя для ориентира провод от одного дубка до другого, я наткнулся в нужном мне месте на корни ольхи. Проще всего срубить ее, однако пожалел, привык к деревцу, к его листве и темно-коричневым шишечкам. Отступил и выкопал яму немного дальше намеченного.

Дубки вкапывал основательно. Насыпал битого кирпича, щебня, трамбовал. Их предстояло превратить в часовых нового двора, держащих на мощных плечах весь забор. Широкие столбики грузно становились на свои места. Битый кирпич и щебень уже израсходованы. Заполнял ямы землей да усердно трамбовал. Там, где отступил от ольхи, дородный столбик показал своим боком, какой допущен изгиб, но исправлять собственную корректировку я не собирался. Итак, постовые выросли словно из-под земли – разного роста, разного возраста. Лишь дубки петушились среди них, будто говоря: мы – спецназ, не подведем. Почти каждый из оставшихся щитов имел какое-либо увечье. С ними не церемонились, срывая с насиженных мест: бросали, давили, ломали. Я притащил на свой участок то, что уцелело от гигантского сражения, а уцелели в основном инвалиды. Теперь предстояло использовать их так, чтобы увечность не бросалась в глаза и чтоб они стали прочнее от связки с другими. Вообще-то в этом материале изначально имелось ценное достоинство: он не боялся дождя. Будучи распят на столбе, щит и мок, и промерзал, но оставался звонким и молодцеватым. Даже потемневшие участки на нём не говорили о принадлежности заведомому калеке. Один за другим я прибил щиты к столбикам. Мне не нужно было поддерживать их на весу; следил лишь затем, чтобы каждый становился в ограждении вровень с соседом. Если в нем зияла дыра, таилась трещина или перелом, я старался, чтоб увечье оказалось внизу. Верхняя часть от одного дубка до другого, ровная и крепкая с виду, полностью скрывала столбики-коротышки. Выступ получился, как я и ожидал, лишь возле ольхи, однако он находился сбоку от домика, в густых зарослях малинника. Середина моего забора вышла слабоватой: сказалось то, что еловых толстяков приходилось вкапывать на небольшую глубину и засыпать землёй без добавления щебня, битого кирпича. Я вовсе не собирался оставлять новостройку в беспомощном состоянии. Вонючая картина сегодняшнего утра все ещё маячила перед глазами. Только что пришлось прибивать к столбикам щит, с трудом очищенный от жидкого кала. Он сохранился лучше других, не имея даже сколько-нибудь заметной царапины, и тем не менее казался мне ущербным. Да и запах нужника не удалось отмыть водой. Я надеялся лишь на солнце, которое пригревало мой затылок и не отличалось при всей своей красоте брезгливостью. Оно могло вылизать скверную вонищу невидимым языком.

Может, из-за того, что пришлось иметь дело с испражнениями, у меня пропал аппетит, и я настроился довести начатое утром без передышки до конца. Сначала предстояло укрепить дубки, а потом с их помощью – середину. У меня были в запасе толстые, но не широкие доски во всю длину забора. Набрякшие от росы и дождя, они по весу могли равняться со вкопанными дубками. Их надо было прибить к дубкам в самой верхней части на уровне моей головы.